Борджиа

– Вы спрашиваете себя, чему я смеюсь, монсиньор? Да над собой. Я не верю, что так далеко может зайти детская наивность, которой я поддался. Представляете, я поначалу принял вас за великого военачальника, а вы оказались всего лишь обыкновенным бродягой… Я видел в ваших руках сверкающий меч, но благородное оружие оказалось стилетом изменника. Но ведь еще есть время стать вам таким, каким я себе представлял великого полководца. Черт побери! Что за восхитительное лицо дикого зверя! Вы в моих глазах всё еще оставались человеком меча! И вот я должен столкнуть вас с пьедестала, который вам так подходил. Вы спустились ко мне, монсиньор, поскольку ничем не отличаетесь от вашего Гарконио. Тот тоже приходил поглядеть, как я умираю… А вы, монсиньор Чезаре? Вы пришли посмотреть, хорошо ли натерли мне запястья цепи вашего карцера, не удовлетворит ли вас некоторая бледность лица узника? Говорите, зачем вы пришли сюда?

– Я пришел предложить вам свободу! – сказал Чезаре.

– Свободу?..

– Да! Вы осуждены… Вы не убивали Франческо… Это я его убил… Всё верно. Но осуждены вы… И вы умрете… Но через какую-то минуту, если я захочу, если вы захотите, я сниму с вас цепи и вы плучите свободу…

– Не понимаю вас…

– Я объясню, – сказал, тяжело дыша, Чезаре. – Эта юная девушка… Беатриче… Вы ее любите?..

– Я люблю ее!..

Рука Чезаре сжала рукоять кинжала. Но он продолжал:

– А она… Отвечайте!.. Она?

– Что вы хотите сказать?

– Я хочу знать, любит ли она вас?

– Ах вот что! Монсиньор, – вскрикнул Рагастен, в глазах которого вдруг сверкнул озорной огонек. – А какое вам до этого дело?

Чезаре приблизился на шаг. Он почувствовал, как его охватывает один из тех приступов бешенства, которые превращали человека в дикое животное, неспособное обуздать свой гнев.

– Ты скажешь, – зарычал он, забыв всю утонченную дипломатическую игру, к которой он готовился. – Ты скажешь!.. Я хочу знать!

Рагастен напрягся в страшном усилии… Внезапная мысль зародила в нем безумную надежду.

– Монсиньор, – холодно ответил он, – вы ошибаетесь… Вы ничего не знаете… А правду я унесу с собой в тот мрачный колодец, куда вы хотите меня сбросить!

– Несчастный! – прорычал Чезаре. – Она была с тобой!.. Ты умрешь!..

И в то же мгновение он ринулся на Рагастена с поднятым кинжалом. Рагастен ожидал этого порыва. Молниеносным движением он выпрямился и схватил Чезаре за руку. Казалось, цепи больше не мешали ему.

Чезаре пытался рывком освободиться. Но другая рука Рагастена уже схватила его за горло. И Чезаре почувствовал, как железные пальцы душат его.

– Ты у меня в руках! – охрипшим от радости голосом выкрикнул Рагастен.

Борьба длилась не больше полминуты. Одной рукой Рагастен вывернул кинжал Чезаре, а другой так сдавил шею противника, что хрустнули позвонки. Чезаре сначала выпустил кинжал, а потом упал на колени.

Рагастен не разжимал объятий. Послышался хрип, потом Чезаре упал на пол, не подавая признаков жизни. Рагастен лихорадочно обыскал его. Он даже подпрыгнул от бессознательной радости, подавив в себе торжествующий вопль. Его рука нащупала на поясе Чезаре маленький железный ключ.

Рагастен вставил его в кандалы, сжимавшие его левую руку… Через несколько секунд оковы были сняты. Тогда Рагастен наклонился над Чезаре.

– Он придет в себя, – пробормотал шевалье. – Ах, если бы у меня была душа Борджиа!.. Мне ведь представился очень удобный случай… Какую услугу я оказал бы человечеству, завершив то, что начали мои пальцы… Ба!.. Но это совсем не мое дело…

Пока он так говорил, Рагастен отцепил пояс Чезаре и надел его на себя. Потом нахлобучил на голову черную бархатную шапочку, обычный головной убор папского сына. Наконец он завернулся в плащ монсиньора.

– Мне кажется, – рассмеялся он, – что я буду весьма представительным Чезаре.

Он бросил последний взгляд на распростертого герцога и направился к двери. Но тут он ударил себя по лбу и вернулся. Он склонился и в течение минуты занимался странным делом… Слышался только звон цепей. Распрямившись, он беззвучно рассмеялся: он закрепил кандалы на запястьях и лодыжках Чезаре. Борджиа оказался точно в том положении, в каком Рагастен находился четверть часа назад!

Рагастен вышел из камеры. Направо – коридор, освещенный светом горевшего в камере факела, продолжался всего на несколько шагов. В нижней части стены, перегораживавшей коридор, виднелась закругленная дыра. Рагастен приблизился к ней.

– А! – сказал он, содрогнувшись. – Вот та сточная яма, о которой шла речь! Тысяча чертей!.. Чезаре Борджиа не лишен воображения!.. Да там заплесневеешь!.. Хорошенькую каналью выбрал я себе в покровители.

И он отошел с выражением ужаса и отвращения.

Налево коридор уходил на пятнадцать шагов, до подножия каменной лестницы, нижние ступени которой он заметил в тусклом свете, доходившем из камеры. Он быстро направился туда и стал подниматься.

Внезапно появился свет. Рагастен уже поднялся на верхнюю ступеньку лестницы. Там стоял тюремщик с потайным фонарем в руке. Рагастен, завернувшись в плащ Чезаре и сжимая рукоять кинжала, пошел прямо на тюремщика. Тот перегнулся пополам.