Борей

– Дзот времен Второй Мировой войны, – ответил мужчина, не поворачиваясь. Он поднял голову и осматривал кустарник в ста метрах от берега, чего-то ожидая. После этого, предвидя дальнейшие вопросы Чекова, продолжил. – Здесь защищали остров русские моряки почти девяносто лет назад.

– Так двадцать лет назад была не первая война? – не удержался подросток, перебив.

– Нет. Не первая, – печально ответил Нахим. – Не первая и, я думаю, не последняя…

– Но ведь некому больше драться! – горячо заметил Данька. – Ведь Катастрофа почти уничтожила землю и людей… Нам это на истории рассказывали.

– Ну, вот ты есть?

– Да, – неуверенно согласился тот.

– Я вот тоже есть. Есть наша община и Вилючинцы, которые раз в год наведываются к нам. И я уверен, что и в других городах мира люди спаслись. Немного. Может, капля в море… Но что такое море, как не множество капель? Тут чуть-чуть, там чуть-чуть. Пройдет совсем немного времени, и мы вновь заполоним землю, как вода, бьющая из подземного источника, как лава, извергающаяся из вулкана, или как крысы, плодящиеся неимоверными количествами. Да. Именно крысы. Вот только у крыс не было ядерного оружия, чтобы захватить землю. Хотя, даже захвати ее, очень сомневаюсь, что они стали бы этот мир разрушать… Так что люди не крысы. Нет! Они хуже.

– Ядерное оружие? – переспросил Данила. – Это как двигатель нашего корабля?

– Я сомневаюсь, что вам на уроках рассказывают об этом, Данька. И правильно делают.

– Почему?

– Я не вправе тебе открывать это!

– Но, Юр! Кому же еще? Или мы не должны знать название оружия, из-за которого лишились лучшей жизни? – Данилка говорил это с вызовом и одновременно с обидой в голосе. – А кто же тогда сообщит нашим детям о плохом?

– Рано тебе думать о детях!

– Как тебе? Почему у тебя нет своих детей, Нахим?

Эти слова сломали мужчину, словно подросток задел за живое. Плечи отчима опустились, а сам он повернулся к прорези в дзоте и посмотрел Даниле в глаза. Такой тоски во взгляде Чеков никогда еще не видел. Нахим заговорил тихо, голос его подрагивал, а губы слегка скривились.

– Это мое бремя! Моя судьба, если можно так сказать… Я вот этими руками, – он поднял кверху широкие и мозолистые ладони, – нажимал кнопку, которая запускала ракеты с нашего корабля. Видит бог, я не хотел набирать эти смертельные команды на клавиатуре, но приказ… Приказ есть приказ, Данила! Хотя я и не уверен уже, что он отдавался мне другими людьми, возможно, это была автоматика… Я не знаю.

Данила, пораженный, слушал молча. Завеса тайны приоткрывалась перед ним, словно тот день на секунду выпрыгнул из вехи истории… Тут Нахим замолчал на мгновение, но когда он продолжил, голос его был мертв.

– С тех пор я сложил с себя все полномочия и живу наедине с собой. Думал, искупил свои грехи, когда спас детеныша вожака лисьей стаи. Думал, все кончено, когда из-за этого они перестали нападать на наше поселение… Но нет. Видимо, грех смывается кровью.

– Но… – попытался возразить Данила, оправдаться, – я не думал, что с лисьей стаей возникнут проблемы. Я не думал…

– Они допускали сюда только меня, и мне теперь придется либо отдать тебя, либо умереть самому. Третьего не дано. Что бы ни случилось, дверь не открывай. Дождись подмоги.

– Но…

– Ясно?!

– Да, – нехотя согласился подросток, чувствуя свою вину. Потом добавил: – Да, отец!

В глазах Нахима что-то блеснуло. То ли слезинка, то ли внутренний свет.

– Спасибо! – прошептал он, глядя в глаза сыну. – Это и есть искупление! – затем повернулся и стал ждать стаю, которая, судя по лаю, была уже близко…

Когда прибыла опергруппа во главе с Ворониным, все было кончено. Бездыханное тело Нахима сняли с полутораметровой кучи лисьих трупов, а испуганного Данилу еле выволокли из старого дзота. По его невнятному рассказу было трудно что-либо разобрать, поэтому оставили вопросы на потом. Все равно все были в подавленном состоянии, чтобы в чем-то разбираться. Постреляли несколько лис-подранков, ошивающихся по округе, и вернулись в поселение.

Через три дня все без исключения население Шишки собралось на берегу моря, под днищем лежащего на боку атомохода «Святого Георгия Победоносца». Тишина расползлась по округе, и только суровый северный ветер, словно прощаясь с мужчиной, завывал в металлических конструкциях ограждения. Все: русские, японцы, корейцы, малазийцы, собрались сегодня проститься с нелюдимым отщепенцем Нахимом. Деревянный постамент, сплетенный из веток кедра, был накрыт белой тканью, под которой и покоился мужчина. Руководство, надев парадные бушлаты, выстроилось рядом. Мать с Данилкой и сидящим на табурете Фудзи находились ближе всех. Что творилось в душах этой троицы, никому не было ведомо, но в сердцах поселилась тоска.