Борель. Золото [сборник]

Людского состава на руднике не хватало. На станции и по деревням Катя с Пинаевым расклеивали объявления о найме рабочих. На рудник спешно перебрасывали агрегаты для обогатительной фабрики, шли люди, обвешанные пропотелыми котомками. Гурты скота тянулись по долине, подкармливаясь на тучных луговых травах, не тронутых рукой человека.

…У подножия воздушной дороги в прямую линию вытянулись три ряда тонких вех. Вехи уходили в разлив зеленеющей поляны на километры. А от крайних бараков поселка, от лоснящихся ярусов зарумяненного зноем леса начались новые постройки.

Заросший бородой, похожий на сказочного кудесника, Морозав крупно шагал за инженером Антроповым. Окладки огромных домов желтыми шахматами выделялись среди зеленой долины и зажавшего ее бора. Дома на сотни квартир занимали площадь больше километра в долину. И от сознания грандиозности этого строительства не меркли бесхитростные зеленоватые глаза Морозова.

Утренний выход на работу он чтил больше других (это привилось еще раньше, когда молодым парнем воздвигал усадьбы графов Орловых). Шуршание рулеток, резкое пение пил, перезвон топоров, свист фуганков волновали старшего артели. Морозов уже забывал о старательской «фортуне», этой вероломной, распутной женщине. Он бешено рычал, когда ему напоминали о барине, незаметно для себя всасывался в не терпящую застоя жизнь суровых таежников.

— На котором звене будем вторые этажи ставить? — деловито спросил он Антропова.

— А тебе разве не говорили?

Инженер развернул папку с чертежами и поднес один из них плотнику.

— Тебе надо изучить метрическую систему.

— А на леший она мне? — удивился орловец. — Голова не этим у меня забита.

— Вот чепуха! Голова у тебя крепкая, приходи вечером, займемся учебой.

— Как я ее не знаю, так она мне, пожалуй, и ни к чему, — отмахнулся Морозов.

— Чушь, чушь городишь, — улыбнулся инженер.

Антропов осмотрел окладку первого сруба и отошел к следующему. Работы чередовались. Лес из ярусов переходил к правщикам, а от них к строгальщикам, отсюда поступал на половинник и по гладким покатам полз к стенам окладок.

— Поднутрил, голова!

Морозов ухватил за ворот низкорослого плотника с безбородым старушечьим лицом и косившими глазами.

— Как поднутрил? — растерялся тот.

— А ты глянь, куда идет твой тес?

Плотник виновато хлопал глазами. Затесь действительно шла винтообразно — сверху вниз.

— Маленько сплоховал, Иван Андреевич, — извинился плотник. — Глаз у меня, вишь, фальшивит.

— Глаз у тя действительно поганый, — согласился Морозов. — Вали лучше на откатку.

— И то хотел просить тебя.

Польщенный тем, что его называют по отчеству, Морозов взял у косого топор и мастерски выправил бревно.

— Вот так учись, голова два уха.

* * *

Антропов возвращался домой поздно. Из ложбины, маскируя постройки, поднимался туман. На примятых травах крупными бусами дрожала первая роса. По долине перекликались коростели, верещали кузнечики.

Инженер прислушивался к равномерному лязгу цепей бремсберга и думал о жене. Последняя ссора с Надеждой Васильевной положила между ними грань. По крайней мере так казалась Антропову.

— Знай, что у меня нет ничего общего с лакеями товарищей, — крикнула она, хлопнув дверью.

Сначала инженер старался объяснить выходку жены ревностью к Татьяне Александровне и дурным влиянием среды. Ждал, что с отъездом Гирлана все наладится. Но за две недели обособленной жизни он окончательно понял, что Надежду Васильевну переубедить невозможно. В памяти опять пролетали прошлые годы, они резцом высекали в мозгу, что Наденька все меньше и меньше уважала его, его труд и сокровенную мечту сделаться ученым инженером. Встреча с Гирланом и другими концессионерами с непреодолимой силой пробудила у Надежды Васильевны вкус к прежним усладам и ненависть к тем, кто лишил ее наследия прииска.

Раскаяния за ошибки приходят поздно и тягостно.

Дверь была открыта. Это удивило Виктора Сергеевича. В руках Паши говорливо звянькали тарелки. Сегодня взгляд ее инженеру показался загадочным.

— Подавать ужин?

Антропов долго поласкался около умывальника.

— Можно. А где Надя?

— Они еще с утра удюбали на станцию.

— Как удюбали? С кем? И что это за выражение?

— А хто ж ее знат. Подъехала машина, они смотали манатки и смылись.

Инженер оглянул комнату. На столе валялась связка ключей. Ящики комода, где хранились украшения Надежды Васильевны, были выдвинуты.

Он открыл шифоньер. Здесь смятым ворохом переплелось шелковье, сукно и бархат. Но не было каракулевого манто и беличьей дохи. Дрожащими руками он перебирал платья, шляпы, жакеты.

— Значит, она… совсем.

Придушенный голос встревожил прислугу. Теперь она не улыбалась и стояла в дверях, низко опустив голову.

— Меня они гоняли по распредам. Вот, лопни глаза, Виктор Сергеевич, я не рылась в добре. А только, как вы не заметили, что Надежда Васильевна золотые вещи отправила еще раньше с Гирланом.