Борель. Золото [сборник]

В реве не заметили вывернувшуюся из-за ближнего дерева сухую, немного сгорбленную фигуру. Алданец схватился за обрез, но опустил его, когда услышал торопливый гортанный окрик.

— Сывой, сывой!

— Вын! — окликнул Филя.

— Пылохо ваша сымотылы, — заговорил китаец. — Шибыко пылохо.

— Ну, чего скажешь, ходя? — спросил, брызжа слюной, Сохатый. — Опиум, халву принес?

— Бойся моя, — лепетал китаец. — Милисыя калаулы. Моя уходы вы голод. — Вын снял тюбетейку и вынул из нее пропахшую потом влажную бумажонку. Алданец и Сохатый наклонились к огню, долго разбирали короткий текст.

В записке подтверждалось сказанное. Сохатый пустыми глазами посмотрел на вожака и бросил скомканную бумажку в костер.

Она мгновенно растаяла, кверху подлетели черные клочья пепла.

— Сколько меня плати? — Вын хитро косил на Алданца узкими бегающими глазами. Он знал, что ссориться с ним вожак не будет. Алданец достал из-за пазухи бычий рог и, отшатав пробку, всыпал в трепещущую руку китайца золотого порошка.

— Сыпасибо! Опиум надо?

— Давай! — разом отозвались все кроме Хлопушина.

Вын выпил спирту и смешался с темью. Когда замолк шорох шагов, Алданец ударил Сохатого по загорбку и обратился к остальным.

— Мильтоны унюхали нас. Идем сегодня на работу и меняем свою развиденцию.

В пьяной толкотне сматывали легкие манатки, запинались о выступившие из земли коренья, ощупывали оружие. Алкоголь накалял отравленную кровь.

Из ущелья вышли с лопатами и кирками на плечах. По вершинам скал кружил сухой ветер. Гуськом, по-китайски, вышли на объятую тьмой долину.

И тут Хлопушин оробело остановился.

— Что за ворожба? — наткнулся на него Балда.

— Не пойду я… Што-то пужат меня.

— Ты облешачил! Хошь увильнуть! — К ним подошли Сохатый и Алданец.

— В деревню хочу податься, — виновато бормотал Хлопушин. — Вы, ребятушки, не обессудьте. Не по кишке мне ваша жисть. Страху сколько, боже мой! Не в обиде я на вас…

— Э, моль деревенская!

Кирка Алданца блеском рассекла полукруг и хрястко влипла в голый череп старателя. Со стороны реки рванул ветер, повергая в бездну темноты Хлопушина.

— Вытряхни! — коротко сказал вожак.

Филя сунул руку за пазуху убитого и вместе с медным крестом выдернул кошелек. Компания торопливо зашагала в притаившуюся ночь.

— Вот тебе и хозяин, — безотчетно вздохнул Рома.

До водоотводного канала, недавно построенного с большими усилиями, ползли на четвереньках, обливались потом и росой, очумело припадали, заслышав обманчивые шорохи, в обветшалую траву.

Ветер тянул на реку, поэтому перестук лопат с кайлами не долетал до рудника. «Работали» жарко, задыхались от спешки. Из-за сопок заря распускала розовые махры, когда в открытую ставню главной магистрали стремительно зашумела волна. Волна с шипением докатилась до запруды и начала поднимать кверху оставленные в новых шурфах вещи. Бешеный вал рушил боковые крепы, размывал стены. В шурфы валились подмытые навесные лбища земельных выступов, отделяющих площади забоев. Земля липким клеем оседала на дно, а сверху свирепо схлестывались встречные волны. От отдачи летели наверх мутные брызги.

На восходе солнца выступившая из шурфов вода поползла по луговинам улентуйской долины, затопляя старые шурфы. Вода напорно подбиралась к электростанции и окладке обогатительной фабрики. Часть недостроенных мастерских подвергалась опасности.

На каланче суматошно заливался колокол, стараясь перекричать сирену и гудки. Поднятые тревогой, рабочие бежали сквозь серые хлопья тумана настречу водному разгулу.

Магистраль была испорчена.

Глава одиннадцатая

1

В тенистых взгорьях, в ямуринниках, на крышах домов и шахт серебряными заплатами лежал первый перистый иней. Над поселком кружились хайластые галки.

— Вызов наверстать потраченное время и возместить убытки, — бросил Бутов. Он погрозил тайге кулаком и громогласно закричал в кучу рабочих:

— Выкурим гнус! Давал мой забойщик сто — норму, а завтра даст с десятком. Ручаюсь! А для себя еще пяток пристегну, если хвороба меня не заберет.

— Правильно, Нил Семенович! Технический персонал тоже дает встречный план: в этом году пустить все мастерские и подготовить оборудование «американки».

Бутов оглянулся и заулыбался Антропову.

…В эти дни после отчаянной борьбы с наводнением центральная магистраль была восстановлена. В шахты и шурфы опускались победоносно. В переплеске споров и воспоминаний люди пытались перекричать механические двигатели.

Бутов ухватил Гурьяна и Стукова за руки, увлек в шахту. Трое шли навстречу гремящему бремсбергу. От электрического света чешуей серых змей поблескивали цепи. И каждому не верилось, что год тому назад здесь мертвой глыбой лежал неизмеримо тяжелый пласт земли. Бутов провел их в последний забой, уходивший с наклонным углублением. Забой крепили бревенчатыми стенами и потолками новоприбывшие люди.

Топоры, кирки и лопаты стучали глухо, будто за соседними коридорами. Разработка шла по направлению к пятой шахте, смежной с шахтой «Реконструкция».

Бутов ткнул вперед пальцем.

— Видишь, Василий?

— Не слепой же я, — усмехнулся секретарь.

— А что ты видишь?

— Ну… забой, крепи и тебя, верзилу.