Борель. Золото [сборник]

— Я не раскаиваюсь, а просто неловко почему-то. Костя настаивает позвать вас с Гурьяном и Бутова, а мне стыдно как-то… К чему это?..

— Эх, вы, ребятишки! Обязательно погуляем на вашей свадьбе. Я все сделаю!

Из дверей клуба вырвались и расплескались по ветру нетерпеливые женские голоса. Татьяна Александровна рванула за скобку и на том месте, где несколько дней назад стояла Катя, беседуя со старателями, увидела Стукова. Он заканчивал доклад.

— Они принимали всяческие каверзные меры, чтобы завалить шахты, консервировать рудники, нанести вред социалистическому государству. Но у рабочего класса хорошее чутье, зоркие глаза и несокрушимые руки. Победила наша воля, наша сила и власть.

По Улентую теперь равняются видные предприятия золотой промышленности в Советской стране, о нас пишут в буржуазных газетах. Но мы не должны усыплять бдительности и не усыпляем ее. Пойдет у нас «американка», тогда мы покажем лучшие образцы советской молодой индустрии. Мы показали, как нужно переделывать бывшие каторжные рассадники в блестящие форпосты социалистического труда и быта.

Сидевшая в президиуме Варвара перешептывалась с соседкой, длинношеей, сухощавой женщиной в красном платке и косила одним глазом на Вандаловскую.

Вопросы докладчику самые разнообразные.

— Почему в столовых говядина с душком?

— Отчего в паек выдали мерзлую картошку?

— Чем способнее всего лечить цингу?

Стуков отшучивался. В прениях первою выступила сухощавая женщина из президиума:

— Судить их, сукиных детей, так, штобы и мокра не осталось! Я так высказуюсь — хлопнуть всех, и дело с концом! Но и на других тоже надо посмотреть, на тех, который мужний закон разбивают и делают распутство.

Ораторша щелкала зубами, закатывала глаза. Она не назвала имя, но все поняли, что обвинение падает на Татьяну Александровну. И женщины, припомнившие похождения блудливых своих мужей, казалось, только этого и ждали:

— Правильно, Лукерья! — загремели голоса.

— Нас учат, которые ученые да красивые, а сами что делают?

— Инженеры, вишь, надоели, дак на шахтеров набросились… Слаще, что ли, черный-то хлебец?

— Одно паскудство от жиру у них деется. Пайки большие получают…

Катя смотрела на Вандаловскую, дрожала от волнения. Но Татьяна Александровна стояла, невесело улыбаясь Стукову, вздрагивая только уголками губ.

— Не по существу, товарищи женщины! — Катя старалась высунуться выше, приподнималась на носках. — В Советской республике нет такого закона, чтобы связать людей, если они не нравятся или, допустим, характером не сошлись!

— А ты заколись своим карахтером!..

— Научилась языком…

— Из молодых, да ранняя!

Катя вертелась во все стороны. Но неожиданно пришла помощь. Тут соседки не преминули свести счеты за перешедшие в давность обиды. Из задних углов напорно, как прорвавшаяся сквозь плотину вода, хлынули возражения.

— Чего подтыкаете людей получше себя?

— И в сам деле… Пришли дело решать, а не сплетки вить!

— Лукерье самой-то надо оглянуться. За пятым мужиком живет, и тот по чужим подолам ударят!

— Да кто на такие кости озарится?..

— А Машка-то че трепится… Давно ли к старателям со своей рогожкой ходила!

— Это, вишь, ничего… Теперь в честные попала, замужем-то!

Появление на сцене Татьяны Александровны было неожиданным. Шум прекратился. Она выступала перед женщинами в первый раз. И в первый раз по-настоящему они присмотрелись к ней.

— Картина и картина, — шептались соседки.

— Ну, куда же там Варваре брюхатой.

— Скажи, и ухом не ведет… Другая бы утопилась.

— На то оно и учение… Стыда у них мало…

— И стыдиться-то нечего… Что Гурьян, что она — хоть куда парочка… В рамку врезать.

Татьяна Александровна коротко сказала:

— Товарищи, я считаю главным не это… Если Гурьян пожелает уйти от меня, то я не скажу ему ни слова… Я за ним не гонялась, случилось все само собой. Так же случается и со всеми вами. Такое время, что насильно любить никого не заставишь… И я, не обижаясь на брошенные здесь оскорбления, приветствую советскую законность, разбившую рабские отношения между мужчиной и женщиной. Если люди в совместной жизни ничего общего и интересного не находят, они неизбежно перегрызутся, как цепные собаки, их нужно разъединить. Мне неприятно только одно, что мы все еще не научились отличать общего от частного. Дело идет о нашем отношении к людям, которых на днях будут судить. Вы знаете этих людей, знаете, чем был и чем стал Улентуй, а все свели на мелочи, на недостойные советских гражданок перебранки.

Сама не ожидая того, Татьяна Александровна сошла с трибуны под рвущиеся выкрики:

— Поддерживаем!

— Есть что и послушать!

— Видно твою работу!

— Не пошла с теми!

И когда лукаво улыбающийся Стуков зачитал резолюцию о применении меры наказания вредителям, зал шумно аплодировал.

Вандаловская и Катя вышли из клуба в окружении сочувствующих, отвечая на перекрестные вопросы. А когда остались одни, Татьяна Александровна взяла Катю под руку и вздохнула:

— Мало мы работаем с женщинами, и поэтому отхлестали нас… Тяжело, Катюша, казаться веселым и холодным, когда сердце болит.

— Мне за вас обидно, — все еще волновалась Катя.