Читаем Борель. Золото [сборник] полностью

Оголившийся хребет выглядел полем, на котором будто только что выкорчевали большое количество леса. Вниз черным оскалом смотрели взрытые водою рытвины.

Вихлястый узнал Василия еще издали. В то же время загремел чугунным звоном рудничный колокол на обед.

Разомлелые, в поту и облитые грязью с головы до ног, рабочие поодиночке потянулись к кладовым.

О гулкий пол, как выстрелы, зыкались удары брошенных инструментов.

— Тише, черти! — предупреждал каждый раз рослый седой старик материальный, когда рабочие небрежно обращались с вещами.

— Вон начальство с Борового приперлось. Вишь, шпанка!

Не жалко казенного! — подмигнул он Вихлястому.

Около Василия быстро выросла толпа.

Старые знакомые трясли ему руку и с любопытством заглядывали в лицо.

Вихлястый одной рукой обтирал пот с лица, а другой тащил Василия с седла.

— Ты разве не получил распоряжения насчет отдыха? — спросил Василий, усаживаясь на пень.

Вихлястый, улыбаясь, покосился на него и на рабочих.

— Нет!.. Какого приказа? А вы на Боровом разве отдыхаете?

— А ты думаешь как?.. Дисциплины, товарищ, не держитесь!..

Не забывай, что наша партия круто греет за головотяпство. Смотри, как отделал народ в день отдыха-то…

— Да это ништо, — вмешался в разговор старый шахтер, который принимал инструменты, — вот работа-то дурная у нас выходит кажин год… Тут, кроме килы, ничего не доспеешь… Вода одолевает кажну весну и стоит, почитай, за троицу… Я говорил Борису Николаевичу, что надо бы идти не колодцем, а забоем от речки. Взял с поля и пошел накручивать штольней.

Привалившись на пне, Василий упорно смотрел вниз, где изгибалась стальная лента Пинчуги.

— Вот бы взять, примерно, по этой вымоине или от Медвежьего кривляка, — проектировал старик.

— Толку, Павладий, не будет, — внушительно заметил материальному Лямка. — Вишь, ниже грунт-то камень на камне.

Старик взглянул на него и презрительно сплюнул:

— Каку ты язву понимаешь, комуха таежная?.. Где это видно, чтобы металл добывался без камня?

— Вот те и оглобля! — рассердился, в свою очередь, Лямка. — Уж лучше воду отливать, чем камень ворочать!.. Сам-то ты много понимаешь!

— А вам не подраться! — поддразнил кто-то спорщиков.

— Да бить и надо такую орясину! — не унимался старик материальный. — Сроду, стерва, не робил, а туда же — учить… Варил бы щи и помалкивал… Тебе в бабки только играть, а не золото добывать.

— Не подтыкай, не дешевле тебя, — начал было Лямка, но его перебил Василий.

Он поднялся на пень и начал рассказывать о ранении Яхонтова. Рабочие подвинулись ближе.

— Эка, брат, ералаш! — загудели шахтеры.

— Это Емелька с черкесом устряпали, не иначе, — говорил Вихлястый. — Но теперь они поднимут на воздух весь Калифорнийский. Ты не бери всех, не сладишь с этим народом. Ох, соленый народ эта шахтерня, Васюха, не то, что наши драгеры!

…Вихлястый жил вместе с материльным и другими рабочими в большом доме бывшего управляющего. Шахтерские жены в сутолоке готовили стол для гостей и с любопытством засматривались на Василия. Он же, не замечая их, был погружен в свои думы.

Опыт военного человека ему подсказывал, что времени терять нельзя.

По словам Вихлястого и баяхтинских шахтеров, попасть отсюда на Калифорнийский было невозможно из-за разлива Удерки.

Василий нервничал и быстро ходил по комнате, ероша волосы. Вспомнив, что дорога на Баяхту ведет через Алексеевский прииск, он позвонил Никите и отдал распоряжение разведать и проверить местопребывание банды.

Между тем в квартиру набивались вооруженные шахтеры. С Алексеевского отвечали, но ничего нельзя было понять.

Василий сердито бросил трубку.

— Ехать надо! — сказал он хриплым голосом, зажимая в кулак угол табуретки, точно желая расплющить ее.

— Да, знамо, ехать! — разом гаркнуло несколько густых голосов. — До коих пор еще свашить будем с этой сволотой?

— Да и я говорю то же, — подхватил Вихлястый высоким голосом, вытягиваясь, точно желая достать головою потолок. — Не ждать же, пока нас всех решат!.. А только всем, по-моему, там делать нечего… Ну, десятка два ребят.

Ему не дал досказать Лямка:

— Не ерохорься ты, долговязый, — сказал он, выступая от порога и держась за спустившуюся ниже живота опояску. — Вы вот обедайте да болтайте с народам, а мне давайте побойчее конька, и к утрему все будет разузнаю.

Он косо взглядывал на Василия. Потом, достав кошелек, начал мять в ладони листовой табак.

— Вот это дело! — заметил старик материальный, высекая огонь и останавливаясь острыми глазами на лице Лямки. Голос материального гудел густой октавой, будто с перепоя.

— Что дело, то дело! — продолжал он. — В такую непогодь и коней потопите и себя покалечите к… едреной бабушке. Епрашка дальше тайги не уйдет, а ежели и уйдет, то достанем где угодно!

Василий поднялся. Доводы старика озадачили его.

— На Лексеевском и корму коням нет, газеты их читать не заставишь! — заметил Лямка, как будто невзначай, зная, что этим окончательно убедит Василия и Вихлястого.

Василий сдался.

— Расседлывайте коней, — сказал он, расстегивая пояс на шинели. — Утром поедем, а после обеда проведем собрание.

Перейти на страницу:

Все книги серии Сибириада

Дикие пчелы
Дикие пчелы

Иван Ульянович Басаргин (1930–1976), замечательный сибирский самобытный писатель, несмотря на недолгую жизнь, успел оставить заметный след в отечественной литературе.Уже его первое крупное произведение – роман «Дикие пчелы» – стало событием в советской литературной среде. Прежде всего потому, что автор обратился не к идеологемам социалистической действительности, а к подлинной истории освоения и заселения Сибирского края первопроходцами. Главными героями романа стали потомки старообрядцев, ушедших в дебри Сихотэ-Алиня в поисках спокойной и счастливой жизни. И когда к ним пришла новая, советская власть со своими жесткими идейными установками, люди воспротивились этому и встали на защиту своей малой родины. Именно из-за правдивого рассказа о трагедии подавления в конце 1930-х годов старообрядческого мятежа роман «Дикие пчелы» так и не был издан при жизни писателя, и увидел свет лишь в 1989 году.

Иван Ульянович Басаргин

Проза / Историческая проза
Корона скифа
Корона скифа

Середина XIX века. Молодой князь Улаф Страленберг, потомок знатного шведского рода, получает от своей тетушки фамильную реликвию — бронзовую пластину с изображением оленя, якобы привезенную прадедом Улафа из сибирской ссылки. Одновременно тетушка отдает племяннику и записки славного предка, из которых Страленберг узнает о ценном кладе — короне скифа, схороненной прадедом в подземельях далекого сибирского города Томска. Улаф решает исполнить волю покойного — найти клад через сто тридцать лет после захоронения. Однако вскоре становится ясно, что не один князь знает о сокровище и добраться до Сибири будет нелегко… Второй роман в книге известного сибирского писателя Бориса Климычева "Прощаль" посвящен Гражданской войне в Сибири. Через ее кровавое горнило проходят судьбы главных героев — сына знаменитого сибирского купца Смирнова и его друга юности, сироты, воспитанного в приюте.

Борис Николаевич Климычев , Климычев Борис

Детективы / Проза / Историческая проза / Боевики

Похожие книги