Это не первая поездка Боргезе в Германию. Еще в начале войны он стажировался там на немецких подводных лодках, действовавших в Атлантике. С тех пор он несколько раз возвращался туда между походами «Шире». Немецкие коллеги, с которыми он общался, узнали его душевные качества, его смелость и офицерскую интеллигентность. Успехи его людей-торпед довершили остальное, произведя впечатление даже на немцев, солдат, не склонных к признанию заслуг так часто разочаровывавшего их союзника. Боргезе становится одним из тех редких итальянских офицеров, к которым немцы испытывают уважение, даже восхищение.
Известный эксперт в подобного рода делах Отто Скорцени писал Валерио Боргезе:
«Я навсегда сохраню воспоминания о том, кто является выдающимся человеком среди самых по-рыцарски смелых и благородных из наших европейских союзников».
В Берлине затянутого в офицерскую форму итальянского королевского флота, с неизменной сигаретой в уголке твердо очерченных губ, Боргезе принимают скорее как друга, чем как союзника, его коллеги из Кригсмарине.
С самого начала итальянские штурмовые управляемые снаряды не очень интересовали немцев. Они не совсем отвечали традициям германской расы. Для их применения требовалось некоторое врожденное чувство инициативы и, в некотором роде, индивидуализм. Но с тех пор как надежда на молниеносную
победу постепенно улетучивалась и характер войны на море обострился, немецкое командование снова открыло для себя, что господство на море является одним из определяющих факторов в любой войне, и их внимание привлекли успехи Децима МАС на Средиземном море. Так и объясняет Боргезе причину его приглашения в Берлин встречавший офицер Кригсмарине и уточняет:
— Мы хотим как можно быстрее развить этот вид оружия у нас и установить с вами более тесные контакты.
Перед Боргезе распахиваются все двери немецкого учебного лагеря в Бранденбурге, огромного, отлично оснащенного подготовительного центра подводного плавания. От него не скрывают ничего. Это только усиливало чувство неловкости у принца. Немцы, на его взгляд, вели себя как честные, искренние союзники, в то время как он сам не мог себе этого позволить, скованный строжайшими предписаниями Супермарины.
«Я должен был, — писал он в воспоминаниях, — кое-что показать нашим союзникам, но не все. Я мог открыть лишь секреты, которые уже, вероятно, попали в руки врага. Мне предписывалось скрывать технические открытия, сделанные нами еще в период испытаний и исследований наших управляемых снарядов. Я обязан был вести себя сдержанно, хотя и не понимал ясно принципов, которых мне следовало придерживаться. Мне казалось, что расхождения, сомнения и осторожность допустимы в отношениях между союзниками в политическом плане, но в военном (единственном, который меня интересовал), решив однажды сражаться плечом к плечу в борьбе не на жизнь, а на смерть с общим врагом, самое откровенное, самое тесное сотрудничество не только полезно, но и абсолютно необходимо».
Раздираемый в глубине души этими противоречивыми чувствами, Боргезе внешне кажется невозмутимым и принимает, в соответствии с предписаниями морского министерства, предложение немцев организовать в Италии на базе Децима МАС обучение немецких пловцов, которые впоследствии станут инструкторами у себя на родине. Он договаривается также об обмене снаряжением: итальянские автономные дыхательные аппараты и гидрокостюмы на мощную немецкую взрывчатку.
Перед отъездом из Берлина Боргезе участвует в торжественном ужине, в узком кругу офицеров, устроенном в его честь. Немецкий полковник из службы безопасности громко, чтобы слышали все присутствующие, высказывает там мысль, которая производит на принца огромное впечатление:
— Мы будем драться до конца, потому что это наш долг и наша единственная возможность. Но Германия проиграла эту войну с самого начала.
Несмотря на горький опыт Первой мировой войны, мы, немцы, снова совершили ту же фундаментальную ошибку: построили свою стратегию исключительно в расчете на сухопутные войска, забыв, что Англия может быть побеждена, только потерпев поражение на море. Узость мышления наших штабов свела современную войну только к боевым действиям за завоевание вражеских континентальных территорий. А стратегия войны должна охватывать весь земной шар, весь мир. Военная мысль должна быть открыта воздушно-морской стратегии.
Боргезе и сам много об этом думал.
Эта честная и реалистическая точка зрения на сложившееся положение была ему близка. Он так объяснял свою позицию, которая не дает оснований сомневаться в его отношении: