Боргильдова битва

— Оставь, великанша. Я не жалею о сделанном. Ты красива, свободна и неистова в любви. Но у меня есть мир, нуждающийся в защите. Если тебе нечего мне сказать, то…

— Тебе нужны великаны. Великаны Ётунхейма и Муспелля.

Отец Богов медленно сел обратно на крытое мехами ложе.

— Ни один воин не может оказаться лишним на поле брани.

— Уклончивый ответ, великий Один. Нужны тебе великаны или нет?

— Нужны, троллквинна! — взревел Отец Богов. — Нужны! Сколько раз повторять? Что надлежит для этого сделать?!

Хекса улыбнулась, чуть прикусила нижнюю губу жемчужными зубками.

— Я пошлю весть, что великий Один готов сесть за пиршественный стол с лучшими из гримтурсенов.

Владыка Асгарда пожал плечами.

— Я посылал слово мира к инеистым великанам. Они ответили…

— Неважно, что они ответили, — нетерпеливо перебила Лаувейя. — Важно, чтобы ты послал новое приглашение именно сейчас. Созови их на большое празднество. С играми, потешным боем и отличиями для лучших. Великаны — они как дети. Окажи им честь, яви свой лик среди них, без Тора и без его жуткого молота.

— Это легко сделать. И всё? Ничего более?

Лаувейя потупилась.

— Осталось самое трудное, бог Один. Настолько трудное, что справиться тут может только истинный бог.

— Говори же, хекса. Не тяни.

— Объяви потешные бои и сам выйди в круг. Выйди и уступи Груммогу, нынешнему вожаку Ётунхейма. И уступи так, чтобы никто ничего бы не заподозрил. Прими бесчестье, владыка богов. У тебя в ушах станет раздаваться грубый хохот великанов, они будут гоготать, показывая на тебя пальцами. О! О! Чую твой гнев, чую, как он закипает, готовый прорваться! Погоди, Отец Дружин, погоди, заклинаю тебя!

— Как могло такое прийти тебе в голову, женщина?! — прогремел Старый Хрофт. — Как могла ты измыслить подобное?! Никогда бог Один не склонял головы ни перед кем! Ни в одном поединке никто не восторжествовал надо мною, даже когда битва складывалась и не в пользу Асгарда! И ты хочешь, чтобы я сам опозорил себя, втоптал в грязь собственную честь?! Да ещё и унизил лживой победой тех, кого зову делить кровавую жатву?! Да понимаешь ли ты, троллквинна, что это…

Великанша вздохнула, развела руками.

— Великий Один, неужели ты поставишь свою честь выше спасения мира?

— Если для спасения мира надо расстаться с честью, то, значит, такой мир и спасать незачем. Всё равно обернётся к худу.

— Хочу верить, что это просто мои ласки на краткое время лишили тебя рассудка, — вздохнула троллквинна. — Что значит чья-то честь, пусть даже и твоя, по сравнению…

— Лаувейя, лишившись чести, бог перестаёт быть богом. Рагнаради обещано нам не просто так. Когда бог лжёт и нарушает клятвы, Судьба карает безжалостно. Я понял это слишком поздно и слишком дорогой ценой.

— Если у тебя не окажется великанов, — промурлыкала хекса, — то мы просто не доживём ни до какого Рагнаради.

— Тебе это открыто? Как вёльве?

— Да! — вдруг вскинулась Лаувейя, мгновенно оборачиваясь истинной великаншей, хоть и не приняв своего настоящего облика. — Тебе нужны великаны. И эльфы с гномами тебе нужны ради всех семи волшебных царств! Весь мир, все должны встать против пришлецов! Иначе никак!

— Почему?

Она виновато воззрилась на него, заморгала, развела руками.

— Не знаю. Но, сколько б ни гадала, только собрав все руны — Митгард, Муспелль, Йотунхейм, Асгард, Льёсальфахейм и Свартальфахейм, Хель, — получалось у меня, что мы можем хотя бы надеяться на успех.

— А если, — тяжело молвил Отец Богов, — если без Хель? Скажем, Асгард и Ванахейм — за два царства — нет?..

Троллквинна покачала головой.

— Нет. Асы и ваны очень близки. Могут заключать браки, могут иметь детей. А вот о детях гномов и эльфов я что-то не слыхала… В рунном смысле это одно начало, ты же сам дал нам эти руны, великий Один…

Она была права, с досадой признался себе Старый Хрофт. Есть одна руна для Асгарда и для Ванахейма.[6] Нет отдельной, в отличие от всех остальных семи стран. А вот для Хель, Ётунхейма и Муспелля имеются…

— Ты знал это, — бесцеремонно толкнула его хекса. — Знал, ещё не перешагнув моего порога. Семь рун. Семь врагов. Семь царств.

Бог не ответил. Пальцы до боли сжали неотразимый Гунгнир.

— Мы забыли ещё кое-что, — наконец проговорил Отец Дружин. — Но это уже моя забота. Прощай, Лаувейя. Не стану лгать, ты страстна и искусна на ложе и не знаешь устали в любви. Нескоро забуду я твои объятия. И нелегко будет заслужить прощение у Фригг.

— То есть ты отказываешься? Отказываешься мириться с гримтурсенами, как я посоветовала тебе?

Бог Один, хозяин Асгарда, носитель не знающего промаха копья, ничего не ответил. Лишь поклонился, как положено гостю кланяться хозяйке дома, будь даже он богат и знатен, а дом — нищенская хижина.

Повернулся и вышел вон.

Лаувейя постояла несколько мгновений, кусая губы, а потом вдруг рухнула на постель и разрыдалась.

Чего, конечно, никогда б не сделала истинная великанша.