Боря, выйди с моря 2. Одесские рассказы

Втайне от Шеллы, не желавшей, чтобы ребёнку забивали голову дурью, Слава Львовна разучивала с Регишей песню: «Ло мир зих ибербейтн, ибербейтн, штел дем самовар», – и радовалась, как та быстро схватывала мелодию и слова.

– Абрам, – обращалась она в такие минуты к мужу, – я хочу, чтобы ты знал моё завещание, если я умру раньше тебя. Региночке – обручальное кольцо, кольцо с камнем и цепочку. Все мои рецепты, – она в очередной раз показывала, где лежит тетрадь кулинарных секретов. – И чтобы ты заплатил любые деньги, но похоронил меня на еврейском кладбище рядом с мамой, – мечтательно добавляла она, откладывая исполнение завещания на неопределённое время. – Но я надеюсь дожить до Региночкиной свадьбы, а затем до дня рождения правнука.

– А если я умру раньше тебя? – ехидно спрашивал супруг.

– Не болтай ерунду! Твоё место у Кремлёвской стены уже занято, – не желая поддерживать глупый разговор, сердилась Слава Львовна и уходила на кухню.

Политическое завещание – дело тонкое. В этом мы ещё убедимся не раз.

* * *

Умерла Эня Тенинбаум. Телеграмма об этом пришла из Нью-Йорка на адрес Елены Ильиничны, – Ося после отъезда мамы с его младшей сестрой строго-настрого запретил им писать письма на его домашний адрес.

Америка не настолько богата, чтобы на еврейском кладбище Нью-Йорка ставили памятники, аналогичные одесским. Ося убедился в этом, когда Елена Ильинична получила по почте фотографию скромной плиты, лежащей на могиле родной сестры.

Эня Израйлевна Тенинбаум, 1912–1975.

– Бабушка, а почему она Израйлевна, а ты Ильинична? Вы же родные сёстры, – осведомилась Региночка, когда Елена Ильинична показала ей фотографии и письмо.

– Это старая история, но ты уже большая, должна не только всё знать, но и правильно понимать, – внимательно глядя на внучку, произнесла Елена Ильинична. – Зимой пятьдесят третьего меня вызвал директор школы и посоветовал, по его словам, по рекомендации районо поменять отчество. В разгаре было «дело врачей», и, обращаясь к учительнице, ученики не должны уважительно произносить в её отчестве слово «Израиль». Пригласил он меня после родительского собрания по случаю окончания второй четверти, и я подозреваю, что пожаловался некий чересчур бдительный родитель. Наш директор – сверхпорядочный человек, это не его инициатива. Время было такое, многие приспосабливались.

– Поменяй отчество назад. В чём проблема? – всплеснула руками Регина.

– Зачем? Я его не меняла. По паспорту, по всем документам я – Израйлевна. А для школы – Ильинична. Это твой дядя не постыдился сменить и отчество, и фамилию. Твоего папу я назвала в честь моего отца, и по сей день он носит это имя, независимо от того, нравится оно кому-то или нет. Попробовал бы отказаться! И обрезание на восьмой день сделала ему!

– А это что такое? – оживилась Регина. – Расскажи…

– Хоть ты уже взрослая, но кое-что знать тебе ещё рановато.

– Бабушка, расскажи, – потребовала Регина, – а то я не скажу, что получила по алгебре.

– А тогда ты у меня не получишь штрудель[8]! – включившись в игру, весело ответила Елена Ильинична.

– Бессовестная! – завопила Регина. – И ты молчала! Когда ты его сделала?

– Вчера, – с гордостью призналась Елена Ильинична. – Я ведь знала, что ты придёшь.

– И орехов не пожалела?

– Не пожалела, не пожалела. Так что по алгебре? – искусительным голосом поинтересовалась Елена Ильинична.

– Пять, как обычно! Давай штрудель.

– Нет, только после еды.

Недолгие препирательства завершились победой юного поколения. Региночка Парикмахер уплетала за обе щеки штрудель, не подозревая, что её дядя, ограничившись лёгким завтраком, третий час бесцельно бродит по еврейскому кладбищу. Хотя только абсолютно несведущему человеку маршрут передвижений Баумова казался хаотичным. Ося искал место. После маминой смерти он всерьёз задумался об увековечении своей памяти. Бессмысленно в ответственном деле полагаться на женщин.