Борис был не прав

Да, странная ситуация сложилась 7 апреля 1989 года — недопустимая для жизнедеятельности такой великой страны, как наша. Тот случай служил предвестием еще более опасных проявлений безвластия. Но, говоря по совести, к этим выводам я пришел позднее, когда в спокойной обстановке осмыслял происшедшее в тот длинный день. Атогда, в разговоре с Чебриковым, просто сопоставил личное и общественное: с одной стороны, возможные гласные и негласные упреки за то, что снова взял на себя инициативу, а с другой — общая ситуация в сфере власти и опасность бездействия перед лицом грозных событий. Не буду бить себя в грудь, но при таком сопоставлении я поступил так, как привык поступать обычно: моментально откинул колебания. Надо действовать!

В общем, я дал Чебрикову согласие на проведение рабочего совещания. Мы быстро наметили состав его участников, но оповестить их я попросил Виктора Михайловича, подчеркнув тем самым свою сугубо председательскую, а не инициативную роль.

Через несколько минут после ухода Чебрикова позвонил Медведев:

— Егор Кузьмич, вам известно о событиях в Тбилиси?

— Виктор Михайлович меня проинформировал.

— Так мы соберемся, Егор Кузьмич?

Я почувствовал, что Медведев уже в курсе нашего с Чебриковым разговора, но все-таки спросил:

— Что, обязательно надо собраться?

— Надо, обязательно надо провести совещание, — сказал Медведев.

Вскоре все, кого оповестил Чебриков, собрались в зале заседаний Секретариата ЦК на пятом этаже. Когда я открывал рабочее совещание 7 апреля 1989 года в связи с событиями в Тбилиси, то мимолетно вспомнил о последнем заседании Политбюро (сентябрь 1988 года), которое мне довелось проводить. Скажу сразу: это воспоминание отнюдь не носило ни формального, ни личного характера. Какая-то незримая связь витала между тем заседанием Политбюро и рабочим совещанием в ЦК. В напряженной атмосфере того дня эта связь была трудноосязаемой, ее нелегко было четко сформулировать.

Но она несомненно существовала. В тот раз, в начале сентября 1988 года, Горбачева тоже не было: он отдыхал в Крыму. Но, уезжая в отпуск, Михаил Сергеевич официально оставил «на хозяйстве» меня, и я проводил заседания Политбюро. Дел, как всегда, хватало с избытком. И среди прочего мне на стол положили информацию Комитета государственной безопасности о дестабилизации обстановки в Литве. Она сразу привлекла к себе внимание и требовала получше разобраться в сути происходящего в этой прибалтийской республике.

А буквально через пару дней после той информации вернулся из Литвы член Политбюро Яковлев. Как это было принято, он позвонил мне, и я поинтересовался, какая обстановка в Литве. Яковлев ответил:

— Ничего особенного нет. Так, обычные перестроечные процессы.

Признаться, столь резкое расхождение между мнением члена Политбюро и информацией Комитета госбезопасности меня поразило. Я немедленно позвонил Чебрикову, работавшему тогда председателем КГБ, и попросил его не нагнетать обстановку.

— Вы утверждаете, что обстановка в Литве развивается в опасном направлении, а Яковлев, который только что оттуда, говорит, что ничего особенного там не происходит, никаких особых мер принимать не надо.

— Как ничего особенного? — изумился Чебриков. — Да я могу повторить где угодно то, что написано в нашей информации для ЦК партии. Обстановка тревожная, неспокойная, началась консолидация националистических сил.

Кому верить?.. Впрочем, было ясно, как следует поступать в случаях таких крутых расхождений во мнениях по важному вопросу: надо тщательно изучить суть дела. Правда, я был бы неискренним, если бы не сказал, что странное противоречие оценок насторожило меня больше, чем сама информация КГБ. Тут уж, извините, срабатывает не логика, а инстинкт политика.

Короче говоря, я тут же позвонил на юг Горбачеву:

— Михаил Сергеевич, прошу вашего согласия на включение в повестку дня очередного заседания Политбюро вопроса о поездке товарища Яковлева в Литву. По информации КГБ, там складывается неблагополучная обстановка.

Горбачев дал согласие, и вскоре состоялось то памятное заседание Политбюро.

С первым сообщением на нем выступил Яковлев. Он говорил:

— Ничего опасного в республике не происходит. В жизни и деятельности Компартии Литвы тоже. Да, есть сложности, вызванные тем, что центр излишне много диктовал в ущерб развитию республики. Союзные органы перегружают Литву промышленностью, отчего осложнилась экологическая обстановка. Идет приток русских, к сожалению, не самых лучших, миграция в республику нарастает. На этой почве есть трения, со стороны русскоязычного населения имеются факты неуважения к населению коренному. В этой связи предлагаю следующее. Первое: усилить работу местных органов с некоренным населением. Второе: прекратить миграцию. В целом обстановка в Литве непростая, но не критическая. Республике надо в процессе перестройки через это пройти.