Борис Ельцин - от рассвета до заката

Борис Николаевич пригласил чету Лужковых в свою компанию. Горячих блюд не подавали. Мы жевали бутерброды, запивая их либо водой, либо водкой с коньяком. Никто не захмелел, кроме тогдашнего мэра Москвы Гавриила Попова - его потом двое дюжих молодцов, я их называл "двое из ларца", Сергей и Владимир - еле вынесли под руки из подвала. А уборщицы жаловались, что с трудом отмыли помещение после визита Гавриила Харитоновича.

Попов всегда выпрашивал у меня охрану - он говорил, что боится физической боли и в случае нападения может запросто умереть от страха. Его дача находилась в лесу, к ней вела узкая дорога и любой хулиган, по мнению профессора, мог сделать с ним все что угодно.

Разместив всех в "подполье", я опять поднялся наверх. Гена Бурбулис тоже вел челночную жизнь - то спускался, то поднимался.

В приемной президента дежурил секретарь. Кабинет Ельцина я запер на ключ. Телефон не звонил, по телевизору ничего не показывали, а видеомагнитофонов еще ни у кого не было. Мы сидели в темноте и слушали раздававшиеся на улице редкие выстрелы и крики.

Посидев в приемной, я побрел к Руцкому - его кабинет находился в другом крыле. Мы с ним выпили по рюмочке, посмотрели друг на друга. Настрой был боевой. Не такой, конечно, как в октябре 93-го, когда Александр Владимирович призывал народ штурмовать Останкино. Мы договорились с Руцким держаться до конца.

В штабе обороны обстановка тоже была спокойной.

Сделав обход Белого дома, опять вернулся в приемную. Секретарь доложил, что звонил председатель КГБ В. А. Крючков спрашивал, где Борис Николаевич. Об этом я сразу доложил Ельцину, позвонив из приемной в подвал.

Крючков внешне относился ко мне хорошо. За несколько дней до путча Борис Николаевич был у него на приеме в КГБ. Потом они вышли вдвоем, и Владимир Александрович особенно тепло со мной попрощался, сказал добрые напутственные слова.

"Неспроста", - подумал я. Для нас, офицеров госбезопасности, он был всесильным генералом могущественного ведомства. Вдруг - такое радушие, почти дружеское общение. Крючков, видимо, уже знал, что счет пошел на часы и грядущий путч уничтожит самозваных демократов. Я же о путче не догадывался, поэтому надеялся на искренность товарищеского напутствия главы КГБ.

...Владимиру Александровичу я вскоре перезвонил и сказал, что разговор с Ельциным возможен. Но по интонации, тембру голоса почувствовал: пик противостояния миновал, члены ГКЧП ищут мирные пути выхода из конфликта. А хитрая лиса Крючков просто всех опередил.

Со слов Ельцина я понял, что разговор шел о Горбачеве - в Форос за президентом СССР ГКЧПисты собирались послать самолет.

От нервного напряжения в эти августовские дни многие из нас потеряли аппетит. Ельцин тоже почти ничего не ел. Пил чай, кофе, немного коньяка. Борис Николаевич в то время вообще мало ел и гордился, что может управлять аппетитом. Если хотел резко похудеть, просто отказывался от еды на пару дней и внешне не страдал.

После разговора с Крючковым Ельцин не покинул подвал. Я тоже туда спустился. Светало. Кто спал, кто разговаривал, кто лежал, молча глядя в потолок. Я заметил в стороне свободный стол, чуть меньше теннисного. Лег на него, под голову подложил спортивную сумку и минут на десять куда-то провалился. Меня лихорадило.

В этот момент Борис Николаевич решил выйти из подземелья. Я нехотя сполз со стола. Опять дружной гурьбой, с коробками, печатными машинками мы двинулись обратно. Часы показывали пять утра. Только тогда мы узнали о гибели трех ребят около туннеля на Садовом кольце. Последним подвал покинул Гавриил Харитонович.

Попов часто бывал у Ельцина, и я удивлялся этим назойливым визитам ведь дел у мэра столицы предостаточно. Раза два Гавриил Харитонович приглашал нас в гости, на дачу. Жена у него прекрасно готовит. Но больше всего нас поразили дачные погреба - настоящие закрома, забитые снедью, заморским вином, пивом... Мы с Борисом Николаевичем ничего подобного прежде не видывали и запасы Попова воспринимали как рог изобилия, из которого фонтанировали чудесные напитки с экзотическими названиями.

У Гавриила Харитоновича я впервые попробовал греческую коньячно-спиртовую настойку "Метакса". Шефу тоже понравилась "Метакса". Впоследствии я предлагал крепкую настойку с чем-нибудь смешивать. Мы стали "Метаксу" разбавлять шампанским. Напиток получался не очень крепкий, и меня это, как шефа охраны, больше всего устраивало.

...Вернувшись в родные кабинеты, все почувствовали себя увереннее. Штурма больше не ждали. Но никто не знал, сколько еще дней и ночей придется провести в Белом доме.

Последнюю ночь Борис Николаевич проспал на третьем этаже. Очень тихо, при потушенных фонарях мы провели его в заднюю комнату бывшего президентского кабинета. Со всех сторон выставили охрану. Я же прилег только утром, растянувшись на раскладушке. Через полчаса меня разбудили и сказали всего одно слово: "Победа".

ПЕРЕЕЗД

По телевизору без конца повторяли исторический эпизод - освобожденный из форосского плена Горбачев приехал в Белый дом, а Ельцин в этот момент стоял на трибуне и подписывал Указ о запрете КПСС.