Борис Ельцин. Воспоминания личных помощников. То было время великой свободы…

После прогулки по Национальному парку в доме Боба Шварца состоялась представительная пресс-конференция, на которой, в частности, присутствовали корреспонденты «Вашингтон пост», «Нью-Йорк таймс», «Национального общественного радиовещания», «Ассошиэйтед пресс». И тогда я лишний раз убедился, что такие пресс-конференции – родная стихия Бориса Николаевича. Он легко и, я бы сказал, с удовольствием отвечал на все вопросы, которые на этот раз имели гораздо более широкий тематический спектр. Например, зная, что он является председателем Комитета по делам архитектуры и строительства Верховного Совета СССР, журналисты довольно подробно расспрашивали его об этой отрасли. Многое из той пресс-конференции сейчас кажется как бы выпавшим из времени. Например, когда он говорил о консерваторах, на поддержку которых рассчитывал Горбачев, то называл в числе прочих бывшего главу КГБ Виктора Чебрикова, секретаря ЦК КПСС Егора Лигачева, секретаря МГК партии Льва Зайкова, первого секретаря ЦК КП Украины Владимира Щербицкого. Сейчас, после провала попытки государственного переворота, мы знаем, что те старые консерваторы были почти ручные, «плюшевые мишки», которых можно было потрепать за ушко. Тогда, разумеется, никто не мог даже предположить, что очень скоро им на смену придут генералы, которые вызовут в Москву танковые дивизии с большей легкостью, чем это требуется для вызова «неотложки».

Но в чем-то Ельцин был пророком. Когда корреспондент газеты «Вашингтон пост» спросил: «Кто среди членов Политбюро работает удовлетворительно?» – Ельцин, улыбаясь, ответил: «Вы задаете мне вопрос, на который невозможно ответить». Но тут же добавил, что вполне доверяет Александру Яковлеву, либерально настроенному секретарю ЦК по иностранным делам и, по-видимому, самому доверенному лицу Горбачева.

После разговора с журналистами Ельцин встретился с председателем Комитета по внешним сношениям Сената США Клейборном Пэллом. Я не был на той встрече и потому не знаю, о чем тогда шла речь. И вечером, опять же в доме Боба Шварца, был устроен ужин в честь Ельцина. Я впервые присутствовал на такой трапезе. Было накрыто несколько столов. Я сидел за тем, где находились люди моего ранга: помощники, советники, консультанты. Борис Николаевич находился в одной компании с Бобом

Шварцем, Пэллом, Дэвидом Экманом из еженедельника «Тайм».

Меня поразило многообразие блюд, в которых превалировали овощи и фрукты, множество холодных и горячих закусок. Была, разумеется, рыба, большие куски мяса, и непременно с кровью, какое-то блюдо, напоминавшее наши пельмени, какие-то неведомые деликатесы. Все разложено по блюдам, и тебе остается только протянуть руку и взять то, что пожелаешь. Никто нас не обслуживал, напитки находились на импровизированной стойке, хочешь – встань и возьми то, что душе угодно. Царила совершенно непринужденная обстановка, никаких условностей и церемоний. Свобода предпочтений…

Я поглядывал на своего шефа и понимал, что поужинать ему не удастся. С одной стороны от него сидел Шварц, с другой – Пэлл, и оба наперегонки задавали ему вопросы. И он, естественно, на них отвечал. Вопросы сыпались и от других участников застолья.

Я знаю, что такое разговоры, и у себя на работе за день столько наговоришься – по телефону и с посетителями, что к вечеру уматываешься до чертиков. Здесь же, в США, не было ни одной минуты отдыха (за исключением, разумеется, сна) – бесконечные контакты с людьми, требующие колоссального напряжения.

В гостиницу мы возвратились после одиннадцати вечера.

А назавтра был понедельник – рабочая неделя. Для нас она начиналась в 7.15 – с интервью Ельцина в телепередаче «Доброе утро, Америка!». Программа транслируется в 84 страны мира и ее смотрят 50 миллионов человек. И когда мы составляли план поездки, я категорически был против столь ранних мероприятий. Надо было учитывать «специфику» сна Ельцина. Первые часы он спит глубоким сном, затем пробуждается, и начинается двухчасовое бодрствование, кстати, очень для него продуктивное. Мозг в эти часы работает особенно интенсивно, без помех. И когда он потом, перед самым утром, снова засыпает, то разбудить его можно только из пушки. А в тот вечер было столько впечатлений, и мы с ним проговорили далеко за полночь.

Невыносимо тяжело было встать, но ведь нас ждала любимая программа американцев. Правда, на телестудию мы явились тютелька в тютельку, и только уселись за столик, как были включены мониторы.

Великая Америка, едва открыв глаза после сна, сразу начинает трудиться. Оттого она и такая богатая, и красивая.