Борис Годунов (киносценарий)

Салтыков и Туренин(вместе). Вор? Да ведь он убит?

Сотник. Нет. Жив. Давеча, как слух прошел, что убит, – ну, ляхи бежать, а как узнали, что жив, повернули назад, и точно бес в них вошел, так и крошат. (Оглянувшись на поле). А вот и он сам!

Салтыков и Туренин(вместе). Где?

Сотник. Глянь-ка там, у шатра, под царским стягом, – у нас же намедни отнял, сукин сын, – на белом коне гарцует… (хватаясь за голову). Ох, больно! Дозвольте государи…

Туренин. Ступай, брат, ступай.

Сотник уходит.

Салтыков(смотрит в трубу). Он… а может не он. Ну-ка… ты посмотри, не узнаешь ли?

Туренин(смотрит). Черт его знает, туман, не видать… (Быстро отняв трубу от глаз). Тьфу!

Салтыков. Что ты?

Туренин молча крестится.

Салтыков. Да ты что такое?

Туренин. Плохо дело, Васильич. Думали мы, что с человеком ратуем, а это…

Салтыков. Кто же это?

Туренин(шепотом, на ухо). Стень.

Салтыков. Что ты, боярин, какая стень?

Туренин. А какою морочит людей сила нечистая. (Салтыков тоже крестится). Коли из такой беды он выскочит, да нас же побьет, видно, сам черт за него. Что с ним сделаешь? Бей. Руби. Коли. – Не сгинет, – в огне не горит, в воде не тонет. До Москвы дойдет. – Борисову Царству, а может, и всей Руси конец.

В стане Димитрия. Он сидит на коне, под царскою, зеленого шелка, хоругвью с черным двуглавым орлом и Деисусом. О. Мисаил держит ее над ним. Тут же Марина и Митька.

Шум битвы стихает. Быстро темнеет, зажигаются огни. В красном отблеске их, на зелено-золотистом шелку хоругви, лицо Димитрия кажется святым ликом на иконе.

Димитрий. Слава Отцу и Сыну и духу Святому! Мы победили! Ударить отбой! Довольно, ребята! Щадите русскую кровь! Отбой!

Все. Слава царевичу Димитрию! Да живет царь Московский! Виват! Виват!

О. Мисаил(громче всех). Благоверному великому государю нашему Димитрию Иванычу многая лета!

Димитрий(обнажая саблю и указывая вдаль). На Москву!

Все. На Москву! На Москву!