Читаем Борис Годунов. Трагедия о добром царе полностью

В источники начинают проникать сведения о «болезнях» царя Бориса Годунова. Дьяк Иван Тимофеев оставил свидетельство о «неисцелной болезни и скорби недуга телесна» у царя, разжигавших «ненависть его и неверие на люди»[588]. С болезнью, питавшей мнительность и подозрительность царя, связали его поощрение доносов. В статье «О доводах холопьих на бояр» автор «Нового летописца» приписывает истоки подозрительности стремлению царя знать всё, что происходит в государстве. Капитан Жак Маржерет тоже обращал внимание, что Борис Годунов долго болел во время приезда посольства литовского канцлера Льва Сапеги; из-за этого посольство задержалось в Москве. Подозрительность царя, по мнению Маржерета, возросла с появлением в 1600 году слухов о том, что царевич Дмитрий жив. Борис Годунов «с тех пор целые дни только и делал, что пытал и мучал по этому поводу. Отныне, если слуга доносил на своего хозяина, хотя бы ложно, в надежде получить свободу, он бывал им вознагражден, а хозяина или кого-нибудь из его главных слуг подвергали пытке, чтобы заставить их сознаться в том, чего они никогда не делали, не видели и не слышали»[589].

Доверие к «доводчикам» (доносчикам), их поощрение и жалованье отличают обычно правителей, стремящихся к абсолютной власти. Ничего нового в этом для Бориса Годунова не было, кроме того, что с началом 1600-х годов доносительство превратилось в систему. Эта система описана в «Новом летописце», и, кстати, именно в контексте осуждения доносов в летописи едва ли не впервые возникает понятие «Смута»: «И от такова ж доводу в царстве бысть велия смута, яко же друг на друга доводяху»[590]. В описании атмосферы «окаянных доводов», охватившей не только боярских холопов, но и священнический чин, мужей и жен, детей и отцов, отчетливо слышится моральное осуждение.

Почему Борис Годунов так изменил себе? Видимо, он боялся уже не за себя, а за продолжение династии. Считая годы своего царствования, Борис неминуемо должен был думать о том, что будет после него. Он решил помочь своему сыну устранить наиболее вероятных конкурентов в правах на престол, и взор его обратился на тех, кто ранее дерзал вмешиваться в вопросы престолонаследия.

<p>Дело Романовых</p></span><span>

Главным событием царствования Бориса Годунова, оказавшим трагическое влияние на развитие Смуты, стала опала на бояр Романовых. Как в свое время опричнина переломила на две части время правления Ивана Грозного, так и романовское дело уничтожило иллюзии относительно новой династии. Царь Борис Федорович рассчитался с боярами Романовыми прежде всего за их действия во время царского избрания в 1598 году. Сохранились только приведенные выше слухи о том, как царский жезл едва не попал в руки старшего из братьев Романовых. Но у этих слухов, как и у подозрений царя Бориса Годунова, были все основания. Два клана — Годуновых и Романовых, даже несмотря на их многолетнюю дружбу, подтвержденную клятвами и родственными браками, навсегда разошлись во время выбора царя в 1598 году. Опала оформляла уже совершившийся раскол, делая невозможным последующее примирение.

Надо прямо сказать, что Борис Годунов брал этот грех надушу ради династических интересов сына, царевича Федора Борисовича. Возможно, что какая-то связь существовала между романовским делом и начавшимися болезнями царя: Борис Годунов испугался, что не успеет укрепить свое царство настолько, чтобы власть спокойно перешла к сыну Федору. Упоминавшаяся посылка за самым лучшим «дохтором Яганом» в Любек 24 октября 1600 года точно совпадает по времени с возможным началом дела Романовых! Во всяком случае, внезапное изменение в настроении царя Бориса и начавшаяся подозрительность в отношении подданных выглядят труднообъяснимыми. Хотя, может быть, мы и переоцениваем степень такой внезапности, и причина все-таки в уже появившейся «молве» о спасении царевича Дмитрия.

«Дело Романовых» началось с доноса «казначея» Второго Бартенева, служившего во дворе у боярина Александра Никитича Романова. Виною всему оказались мешки с «корением», найденные в боярском доме (или, по версии бояр Романовых, подложенные Бартеневым в «казну»). Известно, что расправа над всем романовским родом была тяжелой. Но попробуем выступить в защиту Бориса Годунова и рассмотрим события отдельно от очевидных, но не доказуемых сегодня, обвинений царя в умысле на Романовых. Причем для защиты придется использовать не официальный акт о наказании Романовых, а то, что мы знаем из «Нового летописца» и других враждебных царю Борису Годунову источников. Комплекс документов, известных после публикации в «Актах исторических» в 1841 году как «Дело о ссылке Романовых»[591], относится, по правовой терминологии, к исполнению наказания. Самый ранний документ в этом деле датируется 30 июня 1601 года.

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь замечательных людей

Газзаев
Газзаев

Имя Валерия Газзаева хорошо известно миллионам любителей футбола. Завершив карьеру футболиста, талантливый нападающий середины семидесятых — восьмидесятых годов связал свою дальнейшую жизнь с одной из самых трудных спортивных профессий, стал футбольным тренером. Беззаветно преданный своему делу, он смог добиться выдающихся успехов и получил широкое признание не только в нашей стране, но и за рубежом.Жизненный путь, который прошел герой книги Анатолия Житнухина, отмечен не только спортивными победами, но и горечью тяжелых поражений, драматическими поворотами в судьбе. Он предстает перед читателем как яркая и неординарная личность, как человек, верный и надежный в жизни, способный до конца отстаивать свои цели и принципы.Книга рассчитана на широкий круг читателей.

Анатолий Житнухин , Анатолий Петрович Житнухин

Биографии и Мемуары / Документальное
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование

Жизнь Михаила Пришвина, нерадивого и дерзкого ученика, изгнанного из елецкой гимназии по докладу его учителя В.В. Розанова, неуверенного в себе юноши, марксиста, угодившего в тюрьму за революционные взгляды, студента Лейпцигского университета, писателя-натуралиста и исследователя сектантства, заслужившего снисходительное внимание З.Н. Гиппиус, Д.С. Мережковского и А.А. Блока, деревенского жителя, сказавшего немало горьких слов о русской деревне и мужиках, наконец, обласканного властями орденоносца, столь же интересна и многокрасочна, сколь глубоки и многозначны его мысли о ней. Писатель посвятил свою жизнь поискам счастья, он и книги свои писал о счастье — и жизнь его не обманула.Это первая подробная биография Пришвина, написанная писателем и литературоведом Алексеем Варламовым. Автор показывает своего героя во всей сложности его характера и судьбы, снимая хрестоматийный глянец с удивительной жизни одного из крупнейших русских мыслителей XX века.

Алексей Николаевич Варламов

Биографии и Мемуары / Документальное
Валентин Серов
Валентин Серов

Широкое привлечение редких архивных документов, уникальной семейной переписки Серовых, редко цитируемых воспоминаний современников художника позволило автору создать жизнеописание одного из ярчайших мастеров Серебряного века Валентина Александровича Серова. Ученик Репина и Чистякова, Серов прославился как непревзойденный мастер глубоко психологического портрета. В своем творчестве Серов отразил и внешний блеск рубежа XIX–XX веков и нараставшие в то время социальные коллизии, приведшие страну на край пропасти. Художник создал замечательную портретную галерею всемирно известных современников – Шаляпина, Римского-Корсакова, Чехова, Дягилева, Ермоловой, Станиславского, передав таким образом их мощные творческие импульсы в грядущий век.

Аркадий Иванович Кудря , Вера Алексеевна Смирнова-Ракитина , Екатерина Михайловна Алленова , Игорь Эммануилович Грабарь , Марк Исаевич Копшицер

Биографии и Мемуары / Живопись, альбомы, иллюстрированные каталоги / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное

Похожие книги

10 гениев науки
10 гениев науки

С одной стороны, мы старались сделать книгу как можно более биографической, не углубляясь в научные дебри. С другой стороны, биографию ученого трудно представить без описания развития его идей. А значит, и без изложения самих идей не обойтись. В одних случаях, где это представлялось удобным, мы старались переплетать биографические сведения с научными, в других — разделять их, тем не менее пытаясь уделить внимание процессам формирования взглядов ученого. Исключение составляют Пифагор и Аристотель. О них, особенно о Пифагоре, сохранилось не так уж много достоверных биографических сведений, поэтому наш рассказ включает анализ источников информации, изложение взглядов различных специалистов. Возможно, из-за этого текст стал несколько суше, но мы пошли на это в угоду достоверности. Тем не менее мы все же надеемся, что книга в целом не только вызовет ваш интерес (он уже есть, если вы начали читать), но и доставит вам удовольствие.

Александр Владимирович Фомин

Биографии и Мемуары / Документальное