Читаем Борис Годунов. Трагедия о добром царе полностью

Иван Грозный продолжал доверять Годуновым. В государевой свите появились и представители старшей ветви рода. В 1572 году царь приблизил к себе еще и «новгородских» Годуновых. Самый старший в поколении Бориса, Яков Афанасьевич Годунов, был поставлен в росписи похода в Великий Новгород выше всех. Он был рындою «с другим саадаком» у самого царя, в то время как Борис Годунов служил рындою «с копьем» у царевича Ивана Ивановича. В царскую думу первым из Годуновых тоже попал не Борис, как можно было подумать, и даже не Дмитрий Иванович Годунов. С чином царского окольничего впервые встречается Степан Васильевич Годунов, оставленный после взятия Пайды на воеводстве в Вильяне в 1573 году. К этому времени относится его успешное местническое дело с первым воеводой и тоже окольничим Василием Федоровичем Воронцовым, в результате чего в разрядных книгах появилась запись о выдаче Степану Васильевичу «невместной» грамоты[155]. Постельничий Дмитрий Иванович Годунов получил чин окольничего позже, уже в 1574 году (он упоминается с этим чином 10 апреля 1574 года, возможно, был пожалован на Пасху, приходившуюся в том году на 11 апреля)[156].

Решение, навсегда изменившее значение рода Годуновых, было принято царем в конце 1574-го — начале 1575 года. Царь подтвердил свой давний выбор относительно женитьбы сына, царевича Федора, на Ирине Годуновой. Но достаточно ли было одного родства с женой царевича, чтобы навсегда «войти в историю»? Иван Грозный трижды менял жен у старшего царевича Ивана, добиваясь, чтобы те родили наследника. Что же мешало царю сделать то же самое и с Ириной Годуновой? Так что большой вопрос, достиг бы Годунов могущества, если бы он, со всеми своими талантами, удачей, славой и шлейфом тянущихся за ним темных историй, не обладал теми уникальными свойствами умелого царедворца, о которых мы знаем?

Царь Иван, как известно, и сам часто менял жен. Ему даже пришлось вымаливать себе разрешение на вступление в новый, четвертый брак у церковного собора, так как его третья жена Марфа Собакина заболела с самой свадьбы. В соборном определении 29 апреля 1572 года говорилось: «Ненавидяй добра, воздвиже ближних многих людей враждовати на царицу Марфу, еще в девицех сущу, точию имя царское возложено на нее, и тако ей отраву злую учиниша… и только была за ним две недели, и преставися». Царь угрожал принять постриг («хоте облещися во иноческое»), говорил о своей заботе о царстве и детях… Все это пришлось принять во внимание участникам собора во главе с новгородским архиепископом Леонидом; они подтвердили, что брак не мог считаться полноценным, «понеже девства не разрешил третьяго брака»[157]. Иерархи церкви наложили на царя епитимью, которую он «сбросил» весьма оригинальным способом, заточив в тюрьму, а позднее и казнив владыку Леонида, уступившего его человеческой слабости.

В начале 1575 года все были заняты подготовкой царской «радости» (то есть свадьбы). Царь, вступая в брак с Анной Григорьевной Васильчиковой, скорее всего, одновременно женил и своего сына царевича Федора Ивановича (царь любил «подгадывать» к своим свадьбам устройство семейных дел). Даниил Принц, бывший с австрийским посольством в Московском государстве в конце 1575-го — начале 1576 года, писал, что свадьбы царевичей произошли в год его прибытия в Россию, то есть в 1575 году: «Оба сына, старший двадцати лет от роду и меньший восемнадцати, еще безбородые, вступили уже в супружество с дочерьми каких-то бояр, в тот самый год, когда мы были там»[158]. Упоминавшийся вклад 1575 года в Пафнутьев-Боровский монастырь, в котором впервые встречается имя Ирины Годуновой как жены царевича Федора, был прежде всего вкладом царевича Ивана и его жены Феодосии. Этот дар монастырю можно трактовать как часть общей царской «молитвы о чадородии» Ивана Грозного и его сыновей. Надо помнить особое значение, которое имел Пафнутьев-Боровский монастырь для московской великокняжеской и царской семьи в XVI веке. Еще со времен великого князя Василия Ивановича считалось, что именно молитва Пафнутию Боровскому помогла родиться первенцу в новом браке великого князя с Еленой Глинской. В царской семье всегда помнили об этом и, естественно, снова обратились с молитвой к почитаемому чудотворцу[159]. В записи на покрове говорилось: «В лето 7083 (1575) марта в 5 день сделан покров сий при государе царе и великом князе Иване Васильевиче всея Руси и при его царице и великой княгине Анне и при его благородных чадех Иване Ивановиче и при его царице княгине Федосьи и при благородном царевиче князе Федоре и при его царице княгине Ирине повелением царевича Ивана Ивановича и его царицы княгини Федосьи»[160].

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь замечательных людей

Газзаев
Газзаев

Имя Валерия Газзаева хорошо известно миллионам любителей футбола. Завершив карьеру футболиста, талантливый нападающий середины семидесятых — восьмидесятых годов связал свою дальнейшую жизнь с одной из самых трудных спортивных профессий, стал футбольным тренером. Беззаветно преданный своему делу, он смог добиться выдающихся успехов и получил широкое признание не только в нашей стране, но и за рубежом.Жизненный путь, который прошел герой книги Анатолия Житнухина, отмечен не только спортивными победами, но и горечью тяжелых поражений, драматическими поворотами в судьбе. Он предстает перед читателем как яркая и неординарная личность, как человек, верный и надежный в жизни, способный до конца отстаивать свои цели и принципы.Книга рассчитана на широкий круг читателей.

Анатолий Житнухин , Анатолий Петрович Житнухин

Биографии и Мемуары / Документальное
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование

Жизнь Михаила Пришвина, нерадивого и дерзкого ученика, изгнанного из елецкой гимназии по докладу его учителя В.В. Розанова, неуверенного в себе юноши, марксиста, угодившего в тюрьму за революционные взгляды, студента Лейпцигского университета, писателя-натуралиста и исследователя сектантства, заслужившего снисходительное внимание З.Н. Гиппиус, Д.С. Мережковского и А.А. Блока, деревенского жителя, сказавшего немало горьких слов о русской деревне и мужиках, наконец, обласканного властями орденоносца, столь же интересна и многокрасочна, сколь глубоки и многозначны его мысли о ней. Писатель посвятил свою жизнь поискам счастья, он и книги свои писал о счастье — и жизнь его не обманула.Это первая подробная биография Пришвина, написанная писателем и литературоведом Алексеем Варламовым. Автор показывает своего героя во всей сложности его характера и судьбы, снимая хрестоматийный глянец с удивительной жизни одного из крупнейших русских мыслителей XX века.

Алексей Николаевич Варламов

Биографии и Мемуары / Документальное
Валентин Серов
Валентин Серов

Широкое привлечение редких архивных документов, уникальной семейной переписки Серовых, редко цитируемых воспоминаний современников художника позволило автору создать жизнеописание одного из ярчайших мастеров Серебряного века Валентина Александровича Серова. Ученик Репина и Чистякова, Серов прославился как непревзойденный мастер глубоко психологического портрета. В своем творчестве Серов отразил и внешний блеск рубежа XIX–XX веков и нараставшие в то время социальные коллизии, приведшие страну на край пропасти. Художник создал замечательную портретную галерею всемирно известных современников – Шаляпина, Римского-Корсакова, Чехова, Дягилева, Ермоловой, Станиславского, передав таким образом их мощные творческие импульсы в грядущий век.

Аркадий Иванович Кудря , Вера Алексеевна Смирнова-Ракитина , Екатерина Михайловна Алленова , Игорь Эммануилович Грабарь , Марк Исаевич Копшицер

Биографии и Мемуары / Живопись, альбомы, иллюстрированные каталоги / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное

Похожие книги

10 гениев науки
10 гениев науки

С одной стороны, мы старались сделать книгу как можно более биографической, не углубляясь в научные дебри. С другой стороны, биографию ученого трудно представить без описания развития его идей. А значит, и без изложения самих идей не обойтись. В одних случаях, где это представлялось удобным, мы старались переплетать биографические сведения с научными, в других — разделять их, тем не менее пытаясь уделить внимание процессам формирования взглядов ученого. Исключение составляют Пифагор и Аристотель. О них, особенно о Пифагоре, сохранилось не так уж много достоверных биографических сведений, поэтому наш рассказ включает анализ источников информации, изложение взглядов различных специалистов. Возможно, из-за этого текст стал несколько суше, но мы пошли на это в угоду достоверности. Тем не менее мы все же надеемся, что книга в целом не только вызовет ваш интерес (он уже есть, если вы начали читать), но и доставит вам удовольствие.

Александр Владимирович Фомин

Биографии и Мемуары / Документальное