Борис Парамонов на радио "Свобода"- 2006

Ну, хорошо, факты говорят о разном, психологические соображения недостаточны — но все-таки, согласитесь, что, если абстрагироваться от эмпирики,  в сюжете «власть и женщина»  все же есть своя философема.

Философствовали на эту тему, действительно, достаточно: начиная с Пифагора, по крайней мере, с его знаменитой цифровой символикой: женщина — чёт, мужчина  — нечет. Не говоря уже об Отто Вейнингере с его скандальной книгой «Пол и характер», который, в сущности, повторил опять-таки древнего грека Платона: мужчина — форма, женщина — материя, то есть ничто: в философском смысле «ничто», конечно, которому, однако, бедный невротик-самоубийца Вейнингер попытался придать этому «ничто» смысл буквальный. А еще у Вейнингера евреи были женственны: вот бы его с Моше Даяном свести, не говоря уже о Голде Меир.

А что если пойти еще дальше в глубь истории, даже за ее пределы,  и вспомнить матриархат…

Хороший вопрос. Матриархат — вроде бы некая умственная конструкция, гипотеза, но ею очень заинтересовались в наше уже, можно сказать, время, фрейдо-марксисты. У Эриха Фромма можно найти сводку материалов и вроде как выводы в его книге «Кризис психоанализа». У них, у фрейдо-марксистов, получалось, что социализм, причем настоящий, так сказать, то есть марксистский, будет восстановлением материнского общества. Технологически развитое общество в умелых марксистских руках станет новой Кормящей Матерью, новой Матерью-Землей: так Фромм и написал. Но, во-первых, какая же земля, когда технология — эту самую землю и уничтожающая; а, во-вторых, что такое марксистский социализм, мы хорошо знаем. Связывай мы этот проект с женщинами у власти или не связывай, — ничего хорошего из него не получается.

Есть еще миф об амазонках, который представляет матриархат в другой, агрессивной версии.

Конечно, как же обойтись без амазонок! В связи с этой темой можно заметить, что клинические данные психоанализа обнаружили: образ матери в Эдиповом бессознательном — фигура не менее угрожающая, чем образ отца. Но тут я бы уже не о Фромме говорил, а другую фигуру вспомнил: Жиль Делёз. У него в работе «Представление Мазоха» интереснейшие сюжеты развернуты. Феномен мазохизма позволяет сконструировать образ бытия, построенный на материнской доминации. Вот здесь основную роль, действительно, играет фигура Амазонки — женщины-воительницы. В мазохистском акте именно она подвергает мучениям мужчину. А если учесть, что существуют не только мазохистские индивидуумы, но и мазохистические общества, то очень интересные примеры на ум приходят, например, Родина-мать, Россия. В общем получается, что если тема «женщина у власти» и существует, то ее специфика открывается на неких мета-уровнях, а отнюдь не в обыденной действительности,  не в мире фактов. Факт — Ангела Меркель. Но, как знал ее соотечественник Гегель, истина — это не факт, истина — это идеал.

После всех ужасов, которые вы тут нам рассказали, будем надеяться, что никто из ныне властвующих женщин не поднимется на уровень этих устрашающих идеалов и не превратится в амазонку или фурию.

Source URL: http://www.svoboda.org/articleprintview/131121.html

* * *

[Солдат Вуди Аллен] - [Радио Свобода © 2013]

                       

Закрылась наконец большая выставка в Музее Гугенхайма – «Россия!» с восклицательным знаком. Я побывал на ней перед самым закрытием. Народу всё равно было много. Выставка имела явный и определенный успех. Этакий Русский Ковчег, всякой твари по паре; не тот, что несколько раньше представил Сокуров в фильме под таким названием. Здесь всё было честно, вне интерпретаторских потуг и без маркиза де Кюстина, которого прямо в Эрмитаже  жрали клопы. Товар был показан лицом, и товар не особенно богатый. Живопись не была в авангарде русского гения., музыка гораздо богаче в России, не говоря уже о литературе. А там, где она, живопись, начинала выбираться на дорогу, видно, что дороги были чужие, даже Петров-Водкин предстал Пюви де Шаваном. Один из незапланированных, кажется, эффектов выставки – «Трое» Павла Корина в зале социалистического реализма – надо полагать, фрагмент его «Руси уходящей». Слава Богу, не было Ильи Глазунова – а была приятненькая по миновании времен картинка «Письмо с фронта» Лактионова; и не такая уж вылизанная лакировка: видно даже, что пол на крыльце осел.