Всё это правильно, и я сам видел в Италии книгу, посвященную именно такому Берии: мне подробно пересказал ее миланский славист Дарио Стафа, с которым я часто общался по приезде в эмиграцию (я провел в Италии год). Потом об этом же писал Антонов-Овсеенко-сын, но этот автор обладал таким антисталинским и, соответственно, антибериевским априори, что, приводя массу фактов в пользу того же мнения - о либерально-реформаторском потенциале Берии, - вместе с водой выплеснул и ребенка: не заметил главного в сюжете.
Оговоримся. Я вовсе не хочу сравнивать Распутина с Берией и строить догадки о светлом будущем русской земли, утвердись в ней Распутин в качестве того самого соловьевского пророка. И вообще мы говорим, как помнится, не о Распутине, а о поэте Николае Клюеве. Но тема Клюева - тема стихийной гениальности русской земли - как-то поневоле выводит именно к таким сюжетам. Земля на то и земля, чтобы миллионы лет лежать недвижимо. Что ее может поднять, привести в действие? Какой-то внеположный толчок. Такой толчок ей дали большевики. Но таким же в глубочайшей сущности был и Клюев: не столько сын родной земли, сколько ее, прости Господи, насильник - мужеложец, вознамерившийся слиться с матерью в некоем инцестуозном акте. Эти механизмы исчерпывающе описаны Жилем Делёзом в его книге о Захер-Мазохе. Я делал о ней передачу и не хочу сейчас повторяться. Лучше еще раз послушаем Клюева: Войти в Твои раны - в живую купель,
И там убелиться, как вербный Апрель,
В сердечном саду винограда вкусить,
Поющею кровью уста опалить.
Распяться на древе - с Тобою, в Тебе,
И жил тростники уподобить трубе,
Взыграть на суставах: Или - Элои,
И семенем брызнуть в утробу Земли.
Гомосексуализм Клюева в том ярче всего сказался, что якобы чаемая им в качестве сексуального объекта мать-земля оказывается на деле - Телом Христовым. Христос для него одновременно - и сексуальный объект, и порождаемый Сын. Это звучит, понимаю, богохульственно. Но это не я богохульствую - а Клюев.
Я мог бы привести десятки стихотворений Клюева в качестве иллюстрации к этому тезису. Но эти стихи, при всей их несравненной мощи, оставляют тяжелое впечатление. Разговор о Клюеве хочется окончить на какой-то более если не веселой, то легкой, что ли, ноте: "Полуденный бес, как тюлень,
На отмели греет оплечья.
По тяге в сивушную лень
Узнаешь врага человечья.
Он в тундре оленем бежит,
Суглинком краснеет в овраге,
И след от кромешных копыт -
Болотные тряские ляги.
В пролетье, в селедочный лов,
В крикливые гагачьи токи,
Шаман заклинает бесов,
Шепча на окуньи молоки:
"Эй, эй! Юксавель, ай-наши!"
(Сельдей, как бобровой запруды),
Пречистей лебяжьей души
Шамановы ярые уды.
Лобок - желтоглазая рысь,
А в ядрах - по огненной утке, -
Лишь с Солнцевой бабой любись,
Считая лобзанья за сутки.
Чмок - сутки, чмок - пять, пятьдесят -
Конец самоедскому маю.
На Солнцевой бабе заплат,
Что мхов по Печенгскому краю.
Шаману покорствует бес
В раю из оленьих закуток,
И видит лишь чума навес
Колдующих, огненных уток".
Source URL: http://www.svoboda.org/articleprintview/24202874.html
* * *
[Памяти Аверинцева] - [Радио Свобода © 2013]