Борис Щербина

За ужином Борис Евдокимович мог с нами и побалагурить, но душа его стремилась в библиотеку, к книгам, к статьям и докладам. С десяти вечера до двух ночи — время его «домашнего задания». Он и в отпуск-то ездил только ради Раисы Павловны и только на те курорты, которые были ей показаны. Практически он не посмотрел мир, не любил зарубежные командировки: «Столько дел здесь, куда мне ехать?»

Такие люди, как Щербина, со стороны кажутся не совсем понятными. Представьте, собираются на даче у Бориса Евдокимовича и Раисы Павловны родные и близкие. Застолье, шутки, песни… А хозяин, — замечает наблюдательная невестка, — не то чтобы тяготится компанией, но занят чем-то своим… И точно. Отдаст должное семейному общению, извинится: «Я пойду поработаю». Это был настоящий трудоголик. Стремление вперед — вот цель его жизни. Вся его жизнь была одним стремлением достичь новых высот, и в ней было много прекрасных часов. Зная его, любя, будучи привязанными к нему, испытывая огромное уважение, мы не могли обижаться, что он мало мог общаться с нами, — он весь был предан своей работе. Рад был поделиться своими планами, задумками. Но как только мы налетали на него со своими вопросами и просьбами, на страже строго стояла Раиса Павловна: «Да дайте вы деду отдохнуть!» А «вы» — это Юра, я и Бориска. Главным правилом в нашей семье было: «Нельзя. Не положено».

Нельзя купить дорогую вещь, съездить за границу. Ничто не должно было бросить тень на авторитет Бориса Евдокимовича, помешать его работе. Нельзя всё, что, по мнению Раисы Павловны, было нескромно, отличалось от того, как жили большинство людей. Мы жили в семье первого секретаря обкома, министра, зампреда Совмина СССР. И не только что-то особенное, но часто и обыденное было для нас под запретом.

Он великолепно играл в шахматы. Но совершенно не выносил проигрывать. Никогда не показывал этого партнеру, но мы знали, что настроение у него испорчено. Был очень честолюбив. Любил играть в бильярд. В преферанс составлял компанию только ради Раисы Павловны. Она была заядлой пре-ферансисткой.

Его слабостью были сухарики. Ему всегда их сушили из обычного батона. Везде стояли вазочки с этими сухариками. Не позволял себе разъедаться. Чуть только прибавлял в весе, начинал заниматься на всевозможных спортивных снарядах. Всю жизнь, до самого конца, он занимался гимнастикой.

Он никогда не мог позволить себе распуститься, расслабиться. Это меня потрясало. Он не тратил свою жизнь на пьянство и мелочи — он весь был устремлен на созидание. Отдых для него — это лишь перемена занятий.

Образованным и интеллигентным можно назвать лишь такого человека, кто насквозь таков и проявляет свою образованность и интеллигентность и в крупном, и в мелочах, и в обыденности, и в течение всей своей жизни. Это целиком и полностью относится к Борису Евдокимовичу.

О нравственных качествах человека нужно судить не по отдельным его поступкам, а по его повседневной жизни. Как зампред Совмина СССР Борис Евдокимович имел четырехкомнатную квартиру. К тому времени был женат его внук, и он мог спокойно прописать его к себе. Борис Евдокимович поступил по-другому: он разменял свою жилплощадь на две маленькие двухкомнатные квартирки. В одной теперь живут Бо-рисы-младшие, а другая отошла государству.

После него ничего не осталось — ни дачи, ни квартиры. Сберкнижку, на которой было восемь тысяч рублей, отдали в Тюмень, в краеведческий музей. У нас остались только его Золотая Звезда и орден Ленина.

Все его богатство — нефтяные и газовые вышки… Макеты… А сами вышки, как все знают, достались другим.

— Он для меня пример, — продолжает Людмила Васильевна. — Я не могу, к примеру, бюллетенить. А научилась этому у Бориса Евдокимовича. Он не мог позволить себе болеть. О том, как сам выгнал из себя астму, вам уже, знаю, рассказывали.

Бабушку, маму Бориса Евдокимовича, Юра в детстве называл «буня Маня». Буня — бабуня… Хорошее донское, казачье слово.

Вообще Борис Евдокимович был закрытым человеком — и на работе, и в семье. Он был человеком огромной самодисциплины. Даже на пенсии он не чувствовал себя пенсионером, «заслуженный отдых» — не для него. Вся его жизнь шла под лозунгом «Надо!».

Юрий Борисович добавляет штрихи к портрету отца: не терпел мата, органически не мог кого-то оскорбить, никогда не кричал. Как он радовался, когда родился внук!

— Нам с Юрой пришлось улететь в Иркутск. Малыша оставили на «буню Маню», бабушку Раю и деда. И он тоже выбирал время, чтобы понянчить внука. Докладывал нам: вот малыш первое слово сказал, вот пошел. Внук удивительно был похож на деда.

И правнука Борис Евдокимович успел увидеть — он появился на свет 4 октября, а у Бориса Евдокимовича день рождения — 5-го. Так в семье получилось три Бориса: Борис Евдокимович, Борис Юрьевич, Борис Борисович… Родители малыша, Оксана и наш Борюшка, настояли на этом имени.

Был ли он счастлив? Наверное, да. Ведь счастье — не какой-то божий дар, а состояние, которое рублями не измеришь. И друзья у него настоящие были.

Людмила Васильевна называет свекра отцом: