Борис Слуцкий

Был такой эпизод. В прессе появились разносные статьи о Цветаевой. Особенно неистовствовал И. Рябов в «Правде».

Дело в том, что Эренбург готовил книгу Цветаевой и написал к ней предисловие. Он поспешил напечатать его задолго до выхода книги. Статьи в прессе были направлены на то, чтобы сорвать выход книги. И выход книги был сорван. Эренбург вызвал Слуцкого, Межирова, меня и просил нас, каждого в отдельности, заступиться, не за него — за Цветаеву. Каждый из нас должен был связаться с кем-либо из тогдашних корифеев и убедить его написать хотя бы небольшую статью в защиту Цветаевой.

Меня просили связаться с Твардовским. Вскоре я был у Александра Трифоновича.

— А что я могу сделать? Ты думаешь, что я могу повлиять на ход событий? Время своё дело сделает. Без прессы, без шума имя будет восстановлено. Наберись терпенья.

Так никто и не откликнулся. Но время своё дело сделало...

В дневнике Озерова за 1957 год этот эпизод описан подробней:

26 февраля. <...>

Вечером Борис Слуцкий вызвал меня к И. Г. Эренбургу. Там был ещё Межиров. Речь шла о пасквиле, который написал в «Крокодиле» Рябов. Затронута Марина Цветаева. Тон статьи заушательский.

Две фразы резкого ответа подписали В. Иванов, И. Сельвинский, С. Щипачев, В. Луговской, И. Эренбург, П. Антокольский. Нужна была подпись Л. Леонова. Поехали к нему с Межировым. Он в Чехословакии. Поехали к Твардовскому. Вышел сонный, пригласил в кабинет. Рассказываю.

— Это телеграмма с борта ледокола. Нужно дать спокойный развёрнутый ответ. Надо иметь в виду не Рябова, а читателя. А что он знает о Цветаевой? Ведь Рябов задел не только Цветаеву, но под Смертяшкиными он имел в виду в «Литературной Москве» и Фадеева, и Щиглова, и Ив. Катаева...

Не подписал. Просит развернуть.

Поехали к Эренбургу.

— Ну, как — со щитом или на щите?

Решили всё же оставить две фразы. Позвонили Светлову. Пьяный голос в трубку хрюкнул:

— Надо посильней. Матом!..

Межиров в машине:

— Чёрт возьми, невозможно работать в искусстве.

Слуцкий избегал (почти) аллюзий, намёков, центонов, цитат и прочего инструментария герметического стихотворства. Когда он пишет: «Им хорошо вдвоём среди миров» («Читатель отвечает за поэта...»), это ещё не значит, что он кивает в сторону Иннокентия Анненского («Среди миров, в мерцании светил...»), но — может быть, может быть...

Редкий случай, когда он допустил некий намёк в стихотворении, наверняка связанном как раз с Цветаевой. Выделяю курсивом:

Начинается длинная, как мировая война,
Начинается гордая, как лебединая стая,
Начинается тёмная, словно кхмерские письмена,
Как письмо от родителей, ясная и простая Деятельность.

(«Начинается длинная, как мировая война...»)

А может, он окликает Ахматову (по её книге «Белая стая»)? Нет, всё-таки, исходя из степени приоритетности у Слуцкого, имеется в виду цветаевский «Лебединый стан». В крайнем случае — обе они. Лебединая стая сопряглась с КГБ, судьба женщины-поэта — со своей «деятельностью».