Борис Слуцкий

Милая Танюша!

Сегодня получил твоё письмо от 21.6 с описанием визита в Лувр. Но вчера приехали Робели, в то мгновение, когда я вводил их в наши апартаменты, позвонила Марьяна. Я даже не смог толком с ней поговорить и условиться о свидании — девочка Маша и её родители требовали незамедлительного внимания.

По сумме сведений понимаю, как солоно тебе приходится — и от мучения лечения и от мучения жары. Не знаю, что тебе посоветовать. Решай на месте. В Москве и тем более Александровке[53] — прекрасно. Вчера было 22 градуса, и я утром усердно купался — уже в третий раз. Сегодня весь день 14-15 градусов. Идёт прекрасный дождь, а я с утра поехал прописывать Робелей и поэтому не купался.

Так что, маленький Зайчик, решай сама. А стол и дом и обилие клубники и черешни тебе гарантируются. Робели приехали встрёпанные и перегретые. Леон по дороге с аэродрома всё повторял: «Как в раю!..» А сегодня пришлось даже подарить ему головной убор в виде серой кепки полосатого образца, потому что своего головного убора у него не оказалось. Я им накопил всяких фруктов-продуктов, из которых им больше всего понравился килограмм рыночного творога. Они его очень похвалили и только умная девочка Маша сказала, что это всё-таки сыр, а сыр она не ест.

Маша славное и чрезвычайно активное дитя. Кроме того она двуязычна. Кое-что из её французского языка я понимаю, а из русского — ровно ничего.

Робели проживут у нас дней 7—8—10—11 — до Иваново. К их возвращению вернётся Маргарита, Рая ведёт себя как очень молоденькая <...> т. е. легкомысленно. Меня они мало стесняют, так как, как ты помнишь по предыдущим годам, я, однажды переехав в Александровку, сокращаю визиты в Москву до минимума. А к твоему приезду всё будет в первоначальном состоянии. <...>

Очень приятно, что вы с Галей совместно приготовляете и употребляете обеды. Кланяйся ей и Сервилям и Зубковым и — по желанию — либо наслаждайся жизнью, либо терпи жару. Сейчас, то есть на следующее утро отправляюсь в Ильинское.

Позвоню Робелям и опущу письмо.

Целую тебя милую 3.

Борис.

Последнее из парижских писем — июньское. Синяя шариковая ручка. Та же парижская бумага (для машинописи). Лист исписан с обеих сторон плюс полоска такой же бумаги; почерк как бы спешит.