Борись за меня (ЛП)

Я не хочу врать Элли. Но я также знаю, что не могу рассказать ей об этом. Есть секреты, которые мы можем скрывать от людей, и те, которые мы не можем хранить. Моя просьба не говорить ее мужу и деверю о моей беременности относится к последним.

— Все в порядке, Эллс. Я позвонила не просто так. Я надеялась, что мы сможем поужинать или пообедать в ближайшее время?

В ее вздохе я слышу разочарование. Она знает, что я не собираюсь рассказывать ей о том, что происходит.

— Конечно.

— Хорошо. Как насчет завтра?

— У тебя или у меня?

Ни за что на свете я не пойду к ней.

— У меня.

Она смеется.

— Я подумаю.

У меня дома я не столкнусь с темноволосым зеленоглазым мужчиной, который либо выведет меня из себя, либо разденет догола.

Единственный вариант — избегать.

Я подъезжаю к дому, чувствуя себя потерянной.

Не знаю, как я к этому отношусь. Это мой дом. Место, где я пустила корни и должна быть в безопасности, а теперь этого нет. Земля сдвинулась с места, и я чувствую себя неустойчиво. Предложение Сьерры покинуть Шугарлоуф давит на меня.

С тех пор как она это сказала, я не перестаю задаваться вопросом, права ли она. Возможно, время сейчас самое подходящее.

Этот ребенок заставил меня задуматься о том, что именно удерживает меня здесь. Моя мать уехала, а это была ферма ее семьи. Моя сестра уехала и не задумывалась об этом. Так почему же я так упорно борюсь за то, чтобы удержаться?

Выйдя из машины, я обхватываю себя руками, натягивая свитер поплотнее, и направляюсь к заднему сараю. Там не холодно, но я чувствую, что промерзла до мозга костей.

— Сид, — окликает меня сзади Деклан, заставляя остановиться.

Становится очень трудно избегать этого человека, когда он постоянно появляется.

Я поворачиваюсь.

— Знаешь, это противоположно тому, чтобы держаться подальше, верно?

Его губы превращаются в ухмылку, которая мне всегда нравилась. У него самая лучшая мимика. Я видела каждую из них, запоминала их, возвращала на передний план, когда что-то напоминало мне о нем.

Эта всегда была моей любимой. Искривление губ и дьявольский блеск в глазах говорили о том, что он знает, как раздражают его эти шалости, но все равно вынужден их совершать. Его лицо всегда выдавало его — по крайней мере, я это видела.

— Я хотел уточнить, что произошло той ночью.

— По-моему, ты все сказал, Дек.

Он придвигается ближе, и я напрягаюсь. Если он дотронется до меня, моя решимость может сломаться, поэтому я вспоминаю его слова. То, как он их произнес, не оставив ни малейшей возможности для недопонимания. Ему не нужна ни жена, ни ребенок, ни что-либо еще, что привязало бы его к другому человеку.

— Да, но я причинил тебе боль.

Я делаю шаг назад.

— Это не в первый раз.

А потом его красивые зеленые глаза становятся печальными, и у меня болит сердце. Он все еще заставляет меня чувствовать то, что, как я знаю, глупо. Я должна быть невосприимчива к грусти, ведь он причинил мне ее достаточно, и я должна уже полностью забыть его.

— Надеюсь, это было в последний раз.

Искренность в его голосе заставляет меня хотеть броситься в его объятия, но я этого не делаю. Я остаюсь на месте и просто киваю.

— Я тоже на это надеюсь, но сомневаюсь.

— А я-то думал, что ты умеешь прощать.

Я пожимаю плечами.

— Когда-то так и было.

— Но я сломал эту девушку.

— Нет, ты бросил ее.

Его руки пробегают по темным волосам, и он издает тихий стон.

— Опять мы не можем завести разговор, в котором я не чувствовал бы себя гребаным мудаком.

Я с трудом сдерживаю замечание об этом. Я не хочу с ним ссориться, во всяком случае, не сейчас. Я слишком взволнована встречей с нашим ребенком, слишком беспокоюсь о будущем и слишком запуталась в том, смогу ли я справиться с решениями, которые мне нужно принять.

— Не хочешь прогуляться со мной? Мне нужно кое-что проверить.

Напряжение, кажется, спадает с его плеч, и он кивает.

— С удовольствием.

Мы начинаем двигаться к большому сараю на задней стороне участка, в котором находится офис Джимми. Я понятия не имею, здесь он или на полях, но обычно в это время дня он занимается различными бумагами и выполняет заказы.

Джимми — лучшее, что есть на этой ферме, и, возможно, он — самая веская причина, по которой я никогда не продавала ее.

— Как ты? — спрашивает Деклан после нескольких минут дружелюбного молчания.

— Нормально. А ты?

— Я в Шугарлоуф.

Я фыркнула.

— Да, это правда. Знаешь, не всегда все было так плохо.

Глаза Деклана встречаются с моими, и под этим взглядом между нами проносится миллион воспоминаний.

— Нет… не было, но сейчас все иначе.

Я стараюсь замедлить свой учащенный пульс и сдержать язвительные замечания. Шугарлоуф в основном остался прежним, это он стал другим.

— Ничто не остается неизменным.

— Нет, и некоторые вещи меняются так, что мы к ним не готовы… — его голос мягок и полон понимания.

— Да, но перемены — это хорошо, верно?

Деклан поднимает одно плечо, а затем разминает шею.

— Я думаю, перемены неизбежны, но кто, черт возьми, знает? Я вернулся сюда, и кое-что здесь осталось таким же, как и восемь лет назад, некоторые люди, или может быть просто люди, совсем не такие, как я помнил.