Бориска Прелукавый (Борис Годунов, Россия)

Федор безумно глянул на него, потом покорно, вздрагивая всем телом, принял кубок, поднес к губам.

Андрюха громко причмокнул:

– Ну-ну, не робей! По глоточку! Первый, знаешь, колом, второй соколом, третий мелкой пташкою!

Федор пил, давясь, не чувствуя ни вкуса, ни запаха, как воду. Только удивительно было, что от воды зажегся вдруг пожар в глотке – не продохнуть! Пытаясь набрать в грудь воздуху, внезапно ощутил тяжелый удар по затылку, увидел над собой кружащийся сводчатый потолок, понял, что упал навзничь… понял последним усилием жизни.

– Скончалися, – сказал Голицын, осеняя себя крестным знамением. – Прими, Господи, души рабов твоих…

– Может, вдобавок еще и придавить их, а, князь Василий Васильевич? – спросил Андрюха. – Вдруг возьмут да оживут. Годуновы – порода хитрая, коварная!

Напрасно беспокоился Шеферетдинов. Годуновы не ожили. Ксения стала любовницей Дмитрия Самозванца и сама полюбила его и открыла ему тайну кремлевских подвалов, усыпанных порохом… Однако царь хотел видеть своей женой польскую красавицу Марину Мнишек, а потому Ксения была отправлена в монастырь.

Несколькими годами позже, когда смута воцарилась на русской земле и новый царь Василий Шуйский пытался призвать державу к единению, он воззвал к имени последнего царя – Бориса Годунова. Шуйский очень рвался к власти, но ощущал себя на троне существом случайным, не чувствовал в себе глубинной уверенности в праве царствовать. Хотелось узаконить свое положение, связать свою персону с предшествующими государями, свое царствование – с предшествующими.

Борис Годунов был к нему ближайший по времени государь. Если забыть краткий период царствования Дмитрия (а месячное владычество царя Федора Борисовича и вовсе не в счет), то Шуйский, можно сказать, преемник Годунова. Надо примирить народ с памятью Бориса!

Сказано – сделано. Царь Василий Иванович приказал вырыть тела Годунова, его жены и сына из жалких могилок в Варсонофьевском монастыре. Двадцать монахов понесли по Москве тело Годунова, посвященного перед смертью в иноческий чин, как издавна велось на Руси. Двадцать бояр и думных лиц знатного звания несли гробы царицы Марьи и Федора. Шествие двигалось к Троицким воротам. Множество монахов и священников в черных ризах провожали их с надгробным пением.

За ними в санях ехала Ксения – инокиня Ольга, которую привезли из монастыря: без времени состарившаяся, исхудалая, измученная женщина с погасшими, мутными глазами, из которых безостановочно лились слезы. Она плакала горько, но молча. И только когда тела ее родных опускали в могилу в притворе у Троицы, близ Успенской церкви, отверзла уста. Но она никого не проклинала – лишь выкрикнула:

– Господи, за что наказуешь? Господи, за что?! Помилуй меня, Господи! – И рухнула наземь, обеспамятев.

Говорят, что грехи отцов падут на их детей до седьмого колена. Род Годуновых оборвался вместе с Ксенией, и более никому платить за грехи Бориски прелукавого, жестокого и хитрого властолюбца, не пришлось.

Ну как тут не сказать – к счастью…