Бородатая леди

— Я ничего не думаю. Но если бы я был уверен, что с ним все в порядке, то сейчас уже ехал бы в Сан-Франциско.

— Вы полагаете, все так плохо? — спросила она шепотом. — Я пойду в полицию.

— Это ваше дело. Но, мне кажется, не стоит впутывать полицию, если есть хотя бы малейший шанс...

Она закончила за меня:

— Что мой брат вор? Этого не может быть! Но я скажу вам, что мы сделаем. Хью, наверно, в своей хижине, в горах. Он и раньше уезжал в горы, никого не предупредив. Отвезите меня туда. — Она тихонько дотронулась до моей руки. — Я, конечно, могу и сама поехать, если вам нужно уезжать.

— Я пока остаюсь. А вы сможете договориться на работе?

— В любом случае я уеду. Самое худшее, что они могут сделать, это уволить меня. А здесь не так уж много хороших специалистов. А потом — вчера я переработала три часа. Подождите, вернусь сюда через две минуты.

Когда мы выехали за город, горный воздух и свежий ветер сорвали с Мэри покров деловитости, которым она себя окутала, щеки ее порозовели, волосы распушились.

— Вы должны делать это чаще, — сказал я.

— Делать что?

— Выезжать за город и расслабляться.

— Расслабиться? — она горько улыбнулась. — Моего брата обвиняют в воровстве, да к тому же он и сам пропал...

— Что бы там ни было, но вы сейчас не работаете. А вам не кажется, что работаете вы слишком много?

— А вам не кажется, что кто-то в семье должен работать? Иначе нечего будет есть. У вас с Хью больше общего, чем я подумала сначала.

— В какой-то мере это комплимент. Но из ваших уст это звучит как оскорбление.

— Я не хотела вас обидеть. Но мы с Хью такие разные. Я признаю, он много работает над своими картинами. Но у него нет постоянного заработка, и он к этому не стремится. Сразу же после окончания школы я вынуждена была следить за тем, чтобы у нас были деньги на жизнь. Того, что он зарабатывает в галерее, хватает только на его краски, кисти и холсты...

— А я считал, что он процветает. Его выставка широко рекламировалась в Лос-Анджелесе.

— Критики не покупают картин, — сказала она резко. — Он решил устроить выставку, чтобы продать свои работы и иметь возможность жениться. Хью вдруг понял, что деньги — это тоже важная вещь. — И с некоторой горечью она добавила: — К сожалению, с некоторым опозданием.

— Но он ведь не только рисовал картины? Кажется, был еще и агентом по продаже картин?

— Да, он работал для Хендрикса. — Она произнесла эту фамилию как ругательство. — Лучше бы он не связывался с этим человеком и не брал у него денег.

— А кто такой Хендрикс?

— Человек.

— Это я понял. А что с его деньгами?

— На самом деле я ничего не знаю о его деньгах, откуда они у него. Но деньги у него есть.

— Вы его не любите?

— Нет. Не люблю его и не люблю людей, которые на него работают. Мне они напоминают банду разбойников. Но Хью этого не замечает. Он очень плохо разбирается в людях. Я не говорю, что Хью сделал что-то плохое, — добавила она поспешно. — Просто он купил несколько картин для Хендрикса и получил за это комиссионные.

— Понимаю. — Мне было неприятно говорить это, но я все же сказал: — Адмирал что-то говорил о том, будто Хью предлагал свое посредничество, чтобы продать Шардена какому-то покупателю, который предпочел остаться неизвестным. Это мог быть Хендрикс?

— Вполне возможно, — ответила она.

— Расскажите о Хендриксе поподробнее.

— Я о нем ничего не знаю. Видела его всего один раз. И этого достаточно. Я знаю, что он ужасный старик. И у него есть охранник, который на руках носит его вверх по лестнице.

— Носит на руках?

— Да. Он инвалид. Кстати, Хендрикс предлагал мне работу.

— Носить его вверх по лестнице?

— Он точно не сказал, что я должна буду делать. До этого мы с ним не дошли. — Ее голос был настолько холоден, что беседа наша заморозилась. — Давайте не будем об этом говорить, мистер Арчер.

Дорога стала подниматься в гору. По обочинам стояли знаки: скользкая дорога. Чтобы ехать на скорости пять-десять километров в час, мне пришлось жать на педаль изо всей силы.

— У вас было очень напряженное утро, — сказала вдруг Мэри. — Вы познакомились с Тернерами и все такое прочее.

— Общаться с людьми — моя профессия.

— И вы Элис видели тоже?

Я ответил утвердительно.

— И как она вам показалась?

— Мне не хотелось бы говорить это девушке, но она довольно миленькая.

— Тщеславие — не мой порок, — сказала Мэри. — Она просто красавица и очень привязана к Хью.

— Я это понял.

— Не думаю, что Элис раньше была в кого-нибудь влюблена. И живопись для нее значит почти так же много, как и для Хью.

— Он счастливчик. — Я вспомнил его разочарованные глаза на автопортрете и подумал, что, возможно, на этот раз ему повезло.

Дорога вилась между откосами из красной глины и сухим колючим кустарником.

— И сколько нам еще ехать?

— Около двух миль.