Бородатые боги

Артиллерийский обстрел места пиршества дикарей продолжался не более пяти минут. Но и этого хватило, чтобы уничтожить все и всех на берегу. Только поднимающийся дым от пожарищ да крики раненых и перепуганных людей говорили о том, что совсем недавно здесь была многолюдная стоянка племени тапута. В живых остались немногие. Те, кто вовремя сообразил о грозящей им опасности, попытались убежать. Но, не дождавшись, пока прогремят последние разрывы мин и ветер отнесет в сторону дым, Кожемяка приказал десанту высаживаться на берег. С охватом лагеря со всех сторон, чтобы не дать возможности врагу скрыться в густых зарослях.

Когда Павел соскочил с плота на берег, к нему подбежал молодой воин-гуаро из высадившегося десанта:

– Командира! Мы нашел их вождь, такой, как ты! Совсем плохой – много рана! Убить?

– Нет, – резко ответил Кожемяка и задумался. «Пусть и предатель, но он из наших, из попаданцев, то есть из детей богов для местных. Значит, лишить его жизни имеем право только мы, а не дикари. Если я дам им это сделать, то они поймут, что любого из нас могут так же запросто убить. Этого делать нельзя ни в коем случае! Только мы имеем право казнить детей богов! Иначе разрушится вся придуманная сказка!» – Его не трогать. Я сам разберусь. Всех взрослых и стариков со старухами убить. Оставить в живых только молодых женщин и детей. Забираем их с собой! И сжечь тут все, чтобы и духом тапута не пахло!

После «зачистки» лагеря нашли среди живых тапута около сотни молодых женщин и детей. В том числе и плененных дикарями чауита. Освобожденные радовались и кидались на шею своим воинам. Чтобы не смотреть на то, как дикари – чауита и гуаро – жестоко расправляются с врагами, Кожемяка отошел к плоту, куда ранее отнесли раненого белого вождя тапута. Хоть и была психика у бывшего морпеха подготовлена к подобному кровавому зрелищу, но то, что он увидел, превышало его возможности.

– Да это же Крест! Пахан наших уголовников! – воскликнул один из новороссов-минометчиков, находившийся на плоту. – Выжил же, сука! Расстрелять его – и дело с концом! Не будет больше проблем с местными дикарями!

– Нет! – выдал Павел. – Судить его будем, перед всеми нашими! Чтобы другим неповадно было. И чтобы все потенциальные предатели знали, что на этой земле их не ждет ничего, кроме смерти! Отвезем его в Петропавловск. А как немного оклемается, переправим в Новоросск.

– Зря, начальник, не послушался, – неожиданно для всех прохрипел раненый Крест, – отжил я свое. Баста! Подвела меня в этот раз чуйка! Не думал, что сюда так быстро доберетесь! Кончай меня… Нет мочи боль терпеть!

– Ничего, Крест. Сейчас подлатаем, будешь как новенький! И за все ответишь перед судом!

– Уже не буду и не отвечу. Кранты мне, начальник. Осколок в брюхе, и кровью исхожу. Кончай давай, не мучай… Пожил я свое. Все было. И брюлики и бабы. Даже царьком успел побывать! Одного не имел. О чем и жалею…

– О чем же?

– Семьей не обзавелся. Настоящей… С нашей бабой, чтобы любила меня не за деньги да шмотки, а таков какой есть. Детей чтобы куча была…

– А сам ведь, козел, приказал всех чауита вырезать! Вместе с детьми! – не выдержал один из новороссов, слушавший предсмертную исповедь вора.

– Не я… – харкнул кровью Крест. – Тапута перестарались. Дикари. Когда я это увидел, то прекратил.

– А почему они тебя сами не убили? Ты ведь чужой для них? – поинтересовался Кожемяка.

– Ты на мое тело посмотри, начальник, – попытался усмехнуться старый вор. – Я как икона расписная… наколок больше, чем тебе – лет. А для дикарей это признак принадлежности к ним и их богам. Все. Хватит. Не рви меня на части. Кончай скорее…

– Ничего. Потерпишь. Вот суд приговорит, тогда и кончится твоя лихая жизнь, – ответил Павел и отвернулся.

С одной стороны, ему было жаль этого уже немолодого, битого жизнью, одинокого и несчастного в сущности мужика, но с другой – с бандитами надо поступать жестко, без соплей. Как в военное время – расстрел на месте без суда и следствия. Но у капитана не поднималась рука пристрелить раненого и беспомощного человека, пусть и преступника.

Вдруг за его спиной раздался крик:

– Командир!

И тут же грохнула короткая автоматная очередь.

Кожемяка замер. Он не мог даже шелохнуться. Все мышцы тела словно парализовало. Только на мгновение зажмурил глаза. Но это состояние продлилось не более пары секунд. Овладев собой, Павел повернулся. У одного из бойцов еще шел дымок из ствола автомата. Он смачно сплюнул в воду:

– Вот сука зэковская! Гранатой нас всех хотел положить. Зубы, падаль, заговаривал. Жил, как собака, и сдохнуть по-человечески не смог…

Другой боец осторожно вынул из руки пристреленного вора «лимонку».

– Хорошо хоть чеку не успел выдернуть, а то б уже на небо, к праотцам отправились!

– Почему не обыскали? – строго спросил Кожемяка.

– Простите, товарищ командир. Проморгали, – виновато опустили глаза солдаты. – Он же без сознания был. На плоту только очухался. Кто ж знал!

– Отнесите его тело на берег и сожгите вместе с другими убитыми.