Вениамин Сырников появился на пороге – атлетического сложения красавец с головой античного бога. Гермеса или Прометея.
– Садись, Веня. Нужно поговорить. – Андрей не ответил на шутку.
– Что случилось? – в глазах Веньки забилась тревога.
Вениамин Сырников, Дядя Бен для своих, несмотря на внешность киногероя, был толковым юристом, при этом педантом до занудства и всегда ожидал дурных вестей. Ничего хорошего в жизни не происходило, считал он, все идет не так, как нужно, законы нарушаются повсеместно, так как они невыполнимы в принципе. Когда все было хорошо, Сырников подозрительно мрачнел, думая, что недостаточно владеет информацией. Когда дела шли плохо, он, испытывая моральное удовлетворение, принимался за работу и выполнял ее хорошо.
Андрей вобрал в грудь воздух как перед прыжком. Он медлил, глядя на Сырникова. Венька напряженно смотрел на него. Он готовился к дурным вестям.
– С Леркой несчастье, – сказал Андрей, впиваясь взглядом в лицо друга, подмечая мельчайшие нюансы чувств.
– Что? – выдохнул Сырников. – Что случилось?
Андрею показалось, что голос Веньки как-то мгновенно осип, а лицо побледнело.
– Ты понимаешь… – сказал он и замолчал.
– Она жива? – спросил Сырников.
– Жива… Веня, ее, по-видимому, сбросили с поезда… Она разбилась, и… ничего не помнит. Она не помнит, как ее зовут, не узнает меня…
– С поезда? – В глазах юриста промелькнуло изумление. – Как с поезда?
– Никто не знает как, Веня. Никто, а она не помнит.
– Где она сейчас?
– Дома. Уже дома.
– Почему не в больнице?
– Я только вчера забрал ее оттуда. Из маленькой сельской больницы, куда ее привез путевой обходчик. При ней не было ни вещей, ни документов. Она очнулась только на второй день…
– Как вышли на тебя? – Несмотря на потрясение, вопросы Сырникова были кратки и точны.
– Случайно. Стечение обстоятельств. Мой старинный знакомый Глеб Кучинский, врач, живет в тех местах и работает в больнице. Он узнал ее и позвонил мне. К несчастью, когда Леру привезли, его там не было. Он хирург, а не психиатр, поэтому ничего о ее состоянии сказать не смог… сказал, амнезия, вызванная психической травмой. Он считает, что память вернется, но когда, неизвестно.
– У меня есть знакомый психиатр, – Сырников стал деловитым и собранным. Минутная растерянность прошла, и он был готов действовать.
– Он и правда хороший специалист?
– Лучший в городе. Пользует всю местную знать.
– Они что, все нездоровы? – не удержался Андрей.
– Напрасно иронизируешь, здоровых сейчас нет. Ты думаешь, с тобой все в порядке? Постоянные стрессы, перегрузки, страхи, конкуренты… Ты когда был на море в последний раз? Сколько раз ты собирался в Севастополь, забыл?
– То, что я не поехал в Севастополь, не свидетельствует о моем психическом расстройстве. Может, как раз наоборот. Давай про врача. Ты откуда его знаешь?
– Его все знают. Пересекались в одной компании. Ты, кстати, должен его помнить. Я вас как-то познакомил в театре. Мы еще постояли, потрепались, помнишь?
– В театре? Да я уже забыл, когда ходил в театр последний раз.
– Мы были все месте, почти два года назад, летом. Смотрели «Императрицу» с Чурсиной. Помнишь?
– Не помню. Телефон его у тебя есть? Как его зовут?
– Зовут его Отто Иванович Оглио. У него своя клиника, первоклассное оборудование, хорошие ребята работают.
– Оглио? Странное имя.
– У него эстонские корни. Хочешь, я сам позвоню? У него запись на полгода вперед.
– Позвони. Желательно немедленно.
– Сейчас найду телефон. А кроме того… – он замолчал, видимо колеблясь, – кроме того, к нему ходит Кира, уже два года. – Кира была Венькина жена, законченная психопатка, по мнению Андрея.
– Ну и?..
– Я считаю, помогает, – коротко ответил Венька. – Слушай… как она? – Он впервые спросил о Лерке.
– Не знаю, – ответил Андрей. Он поймал себя на том, что почти не играет. Он думал о незнакомке, как о жене. – Ссадины, царапины, лицо разбито… а так ничего. Но не помнит даже, как ее зовут, не говоря уже о том, что с ней случилось. Я поводил ее по квартире, показал, где что. Ванная, кухня, спальня. Полотенца, халат…
– А как… как она воспринимает… вообще все?
– Не знаю, Веня. Лицо растерянное… я больше всего боялся, что она заплачет. Но нет, держится. Трудно представить себе, что она чувствует. Вообще, странная вещь амнезия. Она помнит, как готовить еду, знает, что такое холодильник, телевизор, и совсем не помнит, кто она такая.
– Сочувствую, старик! Ты оставил ее одну, это не опасно? Вдруг она выйдет из дома и заблудится? Позвони Элеоноре, пусть приезжает.
– Она не уйдет, – ответил Андрей, – она боится, даже по квартире ходит с опаской. А Элеонора… – Он содрогнулся, подумав, только ее ему сейчас и не хватает. – Знаешь, я всегда не мог ее терпеть, эту старую корову и сплетницу. Мне бы найти хорошую сиделку… может, твой психиатр посоветует кого-нибудь. А Элеонору я уволю. Заплачу за три месяца вперед и уволю. Лерке теперь все равно, она ее не помнит.
– Может, в стационар? У Отто прекрасные условия, врачи дежурят постоянно, отдельные палаты.