Бородин

Конечно, я доктор, я видел много больных и умирающих людей. Я знаю эту тьму и пустоту перед глазами. Все кончилось, и никто не спас. Потом эта тьма въедается в твою душу, убивает всякую радость… Сознание своего бессилия. Сознание непереносимое. Но до какой степени отчаянно положение, когда ты вместе и сын, и доктор! Все вижу, все знаю и понимаю, но ничего не могу поправить. Поправить какой угодно ценой. Но нет такой цены. Нет такого знания. Нет такого умения. Обманывать себя нечего. Состояние «тетушки» крайне плохое и трудное. Предсказания мои самые скверные. Или все кончится в несколько дней, или пройдет несколько месяцев чисто растительной жизни. Паралич тяжелый. Речь едва можно разобрать. Беспамятство, бред. Беспокоится о каких-то ботинках, собирается домой… В первую минуту, как я вошел, она меня тотчас узнала. И опять беспамятство. Хотел дежурить ночью, да сиделки мои меня отправили в кабинет.

Утром рискнул даже уехать из дома. Нотоиздатель Бессель требовал передать мои поправки к симфонии.

Вернулся. Все то же…

Третий день все в том же состоянии. Я ужасно тронут и благодарен всем, кто ходит за «тетушкой». Доктор приезжает каждый день. Экономка при ней почти неотлучно. Проявляет чудеса терпения и выносливости. Сам я теперь как-то отупел и покорно жду…

«Тетушка» пришла в себя. Что-то силилась мне сказать. Наконец понял. Беспокоится за Катю. Я сидел рядом, говорил что-то ласковое, бормотал успокоительный вздор, гладил ее лицо. Она все пыталась поцеловать мне руку. Опять ушла в беспамятство. На сердце какое-то щемление. И словно в чем-то виноват. Душенька моя родная. Сладко ли было ей всю жизнь оставаться «тетушкой»? Матерью я ее не назвал ни разу. Так решила, так и прожили. А лучшей матери я никогда не пожелал бы… Тяжело. Тяжело, смутно. Господи, натура моя, помоги мне, дай силы…

23 июля 1873 года, понедельник. В 8 часов и 6 минут утра — скончалась…

ОТ АВТОРА

«Санкт-Петербургские ведомости». Корреспонденция из Казани, 22 августа 1873 года.

«В понедельник, 20 августа, произошло открытие предварительного собрания Четвертого съезда русских естествоиспытателей и врачей. Зала университета была убрана растениями, первые ряды кресел отведены для г. г. членов съезда… Из списка видно, что число членов съезда простиралось 20 августа до 150 человек, в том числе 39 приезжих; из последних назовем профессора Медико-хирургической академии А. П. Бородина и профессоров Петербургского университета К. Ф. Кесслера и А. М. Бутлерова».

Работа химической секции на съезде проходит чрезвычайно интересно. Одно сообщение следует за другим, дискуссии бурные, направлены исключительно к достижению истины в научном споре. Сообщения Бородина вызывают уважение и удивление не только по количеству их (целых семь!), но и по значительности содержания. Лаборатория Медико-хирургической академии приобретает все больший вес. Бородин, конечно, горд такими результатами. В Казани, что его искренне удивляет, Бородина прекрасно знают не только как ученого, но так же как музыканта. Специально интересуются им как композитором, приглашают на вечера.

К ЕКАТЕРИНЕ СЕРГЕЕВНЕ БОРОДИНОЙ

Казань, август 1873 года.

«…Я извлек здесь много самых полезных сведений, установил полезные и приятные отношения, завязал множество интересных для меня знакомств и пр. Вообще для меня — съезд удался как нельзя более…

Было публичное заседание, речи и т. д. Затем мы осматривали различные университетские учреждения. В 6 часов публичный обед членам съезда в Дворянском собрании… После обеда, когда остались одни члены и кое-кто из публики неофициальной, стало очень весело и пошло чертобесие. Пели «Гаудеамус», «Вниз по матушке по Волге»; профессора пустились в пляс; оркестр валял Камаринскую, а ученые мужи задали выпляску на славу — кадриль, мазурку… Публика растрогалась — начали качать председателя съезда; учредителя съезда; любимого старшину клуба; Бутлерова (как популярнейшего ученого всей Казани и бывшего ректора университета). После этого неожиданно подлетели ко мне, грешному: «Бородина! Бородина качать! Он не только хороший, честный ученый, но и хороший, честный человек!» Десятки дюжих рук подняли на воздух мое тучное тело и понесли по зале. Покачав на «воздусях», меня поставили на стул, и я сказал спич — в качестве представителя Женских курсов… Я сказал горячую речь, провозгласив тост за процветание специального образования женщин. Поднялся гвалт, и мне сделали шумную овацию…»

БОРОДИН