Бородинское поле

Стреляли подивизионно. Сначала один дивизион дал залп, и в пасмурном предвечернем встревоженном небе, точно огненные акулы, оставляя в воздухе зловещий сверкающий след, пронеслись длинные сигарообразные снаряды и накрыли сжатое пшеничное поле, по которому шли фашистские танки и пехота. И когда ошеломленные танкисты Лемельзена в растерянности застопорили, а уцелевшие солдаты, обезумев и побросав оружие, повернули назад и в ужасе заметались по полю, дал залп второй дивизион "катюш". От прямого попадания торпедообразных снарядов загорелось несколько танков. В стане наступающих произошла заминка. Некоторые машины повернули обратно. Три из них и напоролись на стоящий в конце кустарника танк Кавбуха.

Игорь, разумеется, не знал о залпах нового советского оружия и был уверен, что немцы решили побыстрее разделаться с оказавшейся в их тылу тридцатьчетверкой. Он видел, как со стороны Орла, поддерживаемая огнем танка, который Добрыня называет кумом, по узкой гряде кустарника пробирается пехота врага, а сзади, от Мценска, по открытому полю сюда же идут три вражеских танка. А он, раненный, не может двигаться. Да к тому же кончаются снаряды.

Добрыня продолжает методически прочесывать шрапнелью кусты. А Кирилл, маленький, с забинтованным обгоревшим лицом, Кирилл сумел первым увидеть опасность с тыла и доложить голосом, полным тревоги и уныния:

- Товарищ лейтенант, там танки, смотрите, три танка! Немцы. Сюда идут!

И хотя до танков было еще далеко, танкистам не стоило труда определить, чьи они - свои или чужие.

Не было времени на размышления, но в такие критические минуты, когда ясно видишь, что выхода нет, мысль начинает работать с удесятеренной быстротой, энергия, воля, ум направлены на одно: принять такое решение и совершить такое действие, которое даже самый пристрастный судья потом сочтет единственно возможным и самым разумным. Разные люди по-разному ведут себя в острых, критических обстоятельствах. Одни теряют самообладание и помимо своего желания отдают себя во власть стихии, другие с холодным рассудком и спокойствием принимают ее удары. Игорь Макаров принадлежал к числу последних.

- Позовите ко мне Кавбуха, - приказал он Кириллу негромким и ровным голосом. Лицо его было сосредоточенным, и на круглом блестящем лбу пролегли две глубокие борозды. Когда появился Добрыня, Игорь кивнул в сторону танков: - Видишь?

Добрыня долго смотрел из-за кустов в серое поле, где, как тараканы, ползли три танка, затем произнес с тихой досадой:

- У нас всего четыре бронебойных снаряда. Маловато. Хотя б штук шесть на худой конец. - И глубоко вздохнул. Прибавил после паузы: - Интересно б знать, видят они нас или идут просто так, в кусты по нужде.

- Позовите своего механика, - приказал Игорь вместо ответа.

И Кавбух как-то вяло крикнул в люк:

- Зимин, вылазь.

Когда все были в сборе, Игорь заговорил неторопливо, сдержанно, но голос его был натянут, он не мог скрыть внутреннего волнения:

- Обстановка, сами видите, - хуже некуда. Но мы сделали все, что могли. Да что об этом. - Он махнул рукой, поморщился и затем почему-то вдруг посмотрел на хмурое небо; оно висело низко темной громадой - казалось, вот-вот упадет на землю, придавит ее своей тяжестью. Сказал: - Пойдет дождь. Вы еще сможете приблизиться к своим. Скоро вечер, ночь. Приказываю всем вам пробиваться к своим. Любыми путями. Командует группой старший сержант Кавбух. Я остаюсь в танке.

Его решение озадачило подчиненных. Кавбух посмотрел в лицо командира, сурово и решительно сказал:

- Мы не можем оставить вас одного! Нельзя так, командир.

- Повторите приказ, старший сержант! - Серые глаза Игоря потемнели, что-то настойчивое и ожесточенное сверкнуло в них.

Кавбух молчал. Тогда неожиданно для всех заговорил Кирилл:

- Разрешите мне с вами остаться, товарищ лейтенант. Я буду заряжающим. А в случае чего - я помогу. Вы же знаете, я везучий. - Он говорил торопливо, умоляюще.

Тогда Кавбух сказал негромко и проникновенно:

- Пусть останется Кирюха, товарищ командир. Разрешите ему, если не хотите, чтоб я с вами оставался.

А вражеские танки все ближе и ближе, и курс они держат прямо на гряду кустов, и нет времени для дискуссий и долгих раздумий. Да, собственно, какие могут быть дискуссии? Командир решает и приказывает. Приказы надо выполнять. Игорь колеблется. А Кирилл снова умоляюще, как капризный ребенок:

- Разрешите, товарищ лейтенант?

И лейтенант разрешил. Он подозвал к себе Кавбуха, протянул руку, нежно посмотрел в глаза:

- Ну, Добрыня Никитич, прощай. Жив будешь - напиши моим в Москву. Адрес ты знаешь. А доведется побывать в столице - зайди, расскажи, как мы били фашистов. О конце особенно не распространяйся, не нагнетай.