Саша и Брусничкин вышли вместе. На улице было скользко: днем прошел небольшой дождь со снегом, а теперь подморозило. Брусничкин поскользнулся, едва не упал - Саша вовремя его поддержала, и теперь они шли, поддерживая друг друга.
- Я вас провожу, Александра Васильевна, - галантно предложил Брусничкин.
- Не стоит, Леонид Викторович, вам же надо собраться в недальний путь, - сказала Саша.
- Вот именно - в недальний. А какие сборы? Все собрано.
- Но вы же сказали…
- Это я так, чтобы вместе с вами уйти. У нас с вами, Сашенька, - позвольте мне так вас называть - теперь одна дорога, одна судьба. Я вас буду ждать там, на фронте. Вы прямо в Можайск приезжайте, спрашивайте политотдел пятой армии и меня. Вы найдете, вы умница. Хотите, откровенно признаюсь, я всегда вами восхищался. Я вас провожу, Сашенька, только сначала зайдем ко мне на минутку. Хорошо?
- К вам? Это зачем же? - без удивления, глухо и отчужденно отозвалась Саша.
- Поймите меня, дорогая, человек уходит в бой, возможно, на смерть. Возможно, мы с вами больше никогда не увидимся.
Он вдруг умолк, поднял на Сашу печальный взгляд и после непродолжительной паузы протянул ей руку. Сказал с чувством:
- До встречи.
- До скорой, - ответила Саша, пожимая его горячую ладонь.
- Там, на Бородинском поле, - негромко прибавил он. Саша мягко высвободила руку, круто повернулась и быстро-быстро зашагала по улице,
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
День и ночь 15 октября не утихал бой на всем участке обороны пятой армии. Зарницы пожаров, огненные хвосты реактивных снарядов "катюш", пунктиры трассирующих пуль жестоко и беспощадно чертили небо. То там, то сям над Бородинским полем и южнее его, над автострадой в районе Артемок и Утиц ярко освещали холодную, стылую землю подвешенные немецкими самолетами фонари. Днем 15 октября выпал мокрый снег, а ночью его схватил морозец, и теперь в воздухе и на земле гудело, грохотало гулко и оглушительно - разрывы снарядов и мин, орудийные раскаты и ружейно-пулеметные скороговорки, лязг гусениц и грохот телег, стук железных колес, шорох обледенелых шинелей, хруст снега под ногами.
Прошедшие сутки были суровым испытанием для 32-й дивизии. За день боев немцам, сосредоточившим мощный танковый и моторизованный кулак на левом фланге, удалось вклиниться в боевые порядки дивизии почти на всю глубину и разрубить надвое ее оборону. Прорыв был совершен по линии железной дороги. На левом фланге в районе Артемок фашисты не прекращали атак ни на один час. Стоящая на автостраде деревня уже несколько раз переходила из рук в руки. Обескровленный, малочисленный отряд майора Воробьева и разведбатальон капитана Корепанова, поддерживаемые танкистами и артиллерией, упорно отражали непрестанные атаки гитлеровцев и то и дело бросались в яростные контратаки. Связь Воробьева и Корепанова с командиром дивизии была неустойчивой. Полосухин находился на своем НП недалеко от кургана Раевского и фактически был отрезан от своего левого фланга прорвавшимися вдоль железной дороги танками неприятеля. Телефонная связь непрерывно рвалась. Со стороны деревень Фомкино, Ельня и Волуево немцы тоже перешли в наступление. К счастью, только что покрывшиеся тонким ломким льдом речушки Война и Колочь, а также мелкие ручьи несколько затрудняли продвижение их танков, бронетранспортеров и артиллерии, а бросавшаяся в атаку пехота, попав под шквальный пулеметный огонь из дотов, неся большие потери, откатывалась назад, ожидая ночи, чтобы под покровом темноты ворваться в наши траншеи и окопы и обойти доты с тыла. Избегавшие прежде ночного боя гитлеровцы теперь сами пытались отрядами автоматчиков атаковать наши артиллерийские позиции и доты ночью. Фельдмаршал Бок решительно требовал от командующих армиями не останавливаться ни на минуту - наступать, наступать и наступать, до последнего вздоха. Он считал, что каждый час задержки и промедления на руку русским. По его убеждению, Москву необходимо захватить с ходу, любой ценой, не давая неприятелю ни малейшей передышки. Когда ему докладывали о тяжелых потерях в танках и людях, он недовольно морщился и, не желая дослушивать до конца, прерывал генерала ядовитой репликой:
- Мы потеряем гораздо больше, если не возьмем Москву до начала большой русской зимы.
Утром 16 октября Игорь Макаров в госпитале по радио услышал тревожное сообщение Совинформбюро: "В течение ночи с 15 на 16 октября положение на западном направлении фронта ухудшилось. Немецко-фашистские войска, бросив против наших частей большое количество танков и мотопехоты, на одном участке фронта прорвали нашу оборону".
Игорь уже ходил без костылей, опираясь на легкую, изящную трость, которую подарил ему Остапов. Выслушав сообщение, он, не теряя времени, направился в кабинет главврача. Борис Всеволодович, тоже только что прослушавший сообщение Совинформбюро, встретил Игоря сурово-вопросительным взглядом. Игорь же старался быть веселым и беспечным, чтобы только не выдать своего замысла. Учтиво поздоровался и на вопрос главврача, как он себя чувствует, бодро ответил: