Рассказ «Станция Кашира» в творчестве Сергиенко единственное пока произведение, где «я» его собственное. В Америке писатель избрал для себя эпоху железнодорожного бума. Список книг, прочитанных во время подготовки, поменьше, чем список книг к «Кеесу». Отбор был строже, и опыта больше. Снова вычерчивались карты штатов, железнодорожных линий… Внук железнодорожника любит точность. Вот почему такие живые паровозы в этой американской повести Сергиенко. Вот почему у героев и у нас, читателей, на доброго «Пегаса» – это имя паровоза – надежда, как на саму жизнь, но, как страшный человек, страшен паровоз плантаторов.
В повести «Увези нас, Пегас!» влюбленные герои, белые подростки Моррис и Хетти, погибают, спасая рабов-негров. Но трагизм настолько светел и столько в нем силы жизни, что почти физически ощущаешь: смерти нет.
Вот мы и подошли к главной, должно быть, загадке творчества писателя Сергиенко. А раз так, то самое время снова обратиться к «я», приглядеться к нему.
В Америке этот «я» объявился под именем Майк в провинциальном Гедеоне, на земле Черной Розы, где бы вы думали? На дереве! Не с дерева упал, а проснулся на дереве. Проснулся, вступил подобно марсианину в контакт с юными обитателями Гедеона, пережил с ними любовь и трагедию, чтобы через несколько всего лет инкогнито проникнуть в Дерпт 1625 года.
Если подумать, то «Белый рондель» тоже не вполне случайное произведение, скорее закономерное для Сергиенко. Он несколько раз бывал в Тарту, ему нравился древний город, ему нравились эстонцы, сохранившие свой язык, культуру.
Другое дело, почему произведение явилось в 1983 году, а не раньше или не позже.
У искусства свои права на художника. Врубель мог отставить любой важности холст и приняться писать кусок ковра – поразила красота и сочность красок.
Писателя может поразить одно только слово. «Как неудобны эти новые пурпуэны». Это первая фраза «Белого ронделя». Пурпуэн – куртка. Попалось писателю на глаза красивое слово, и слово родило повесть. Такое тоже бывает.
«Как неудобны эти новые пурпуэны. Они расходятся ниже груди, как раз там, куда в непогоду проникает холод».
Инкогнито не только щеголь и дуэлянт, он еще и строитель крепостей, к тому же тайна «ларца Рорбаха» – его семейная тайна.
Но не о том речь. На судилище, устроенном над прекрасной Анной, герой «Белого ронделя» мог дать показания, которые сняли бы с нее подозрения в свойстве с дьяволом. Так нет же, «я», любящий Анну, даже не пытается избавить ее от пытки водой и огнем. Он словно пришелец из будущего – знает все наперед. Вот уже близка счастливая развязка, но повествование застилает туман, и непонятно, с кем же остается Анна, куда они все отправляются…
Только однажды Сергиенко проговорился о своей тайне. В «Бородинском пробуждении». Герой, современный наш человек и, конечно, неудачник в любви – сам же и возвел свою Вавилонскую башню непонимания, – засыпает в стогу сена, а просыпается поручиком Берестовым в 1812 году.
Это не сказка и не художественный прием, а сокровенная вера в «я».
Жизнь в вихре огненных вселенных, на земле, где трагедии народов соседствуют с трагедией исчезающих видов животных и растений, где ради шалости люди могут раздавить собаку и ради спасения муравейника или рыбы в реке заплатить своей жизнью, где вшивают новые сердца, возвращают зрение слепым и где мучают любимых и мучаются, где в скопище толп процветает одиночество, где солнце, луна, ежи на лунных дорожках, где мальчик ждет девочку в тени старой липы и дрожит от свежести воздуха и от непонятного в себе! Можно ли смириться с тем, что это все когда-нибудь оборвется, что всего этого не будет, что тебя не будет… Да нет же, нет! – протестует Сергиенко. «Я» не исчезнет. Никогда! Перелетит, как бабочка, на иной цветок, и снова жизнь вздыбится громадой океана. «Я» и океан. И еще Любовь. Иначе существование бессмысленно, ненужно. «Я» без любви – это и есть смерть. Ничто.
Вот логика совершившихся и всех будущих преображений писательского «я» Константина Сергиенко.
О чем еще я не сказал? Сергиенко москвич. У него много друзей. По его повести «Прощай, овраг!» ставятся спектакли. Думаю, что со временем все его книги получат жизнь на экране. Но читатели, и я вместе с ними, ждем новую книгу, чтоб очнуться где-то когда-то и пережить счастье и беды, выпавшие на долю вечного Путешественника. Мы ведь каждый раз настолько согласны с автором, что сливаем себя с «я». Но книгу-то рано или поздно приходится закрывать. Закрыта книга, а мы все еще не мы, да и потом в нас живет что-то неосязаемое, что-то от нейтрино, от солнечного зайчика писательского «я».
Не верьте, не верьте брюзгам, которые утверждают, будто все хорошие писатели жили в прошлом. Удивительные мастера совсем близко, в одном вагоне метро, в той же булочной… О них молчат. И они молчат для многих.
Чтобы они стали достоянием всех, читайте их, смейтесь их заразительным смехом, плачьте их неутешными слезами, верьте их правде.