Бородуля

— Много я видел бесчеловечных злодеев, — пронзительно выкрикнул он. — Они подкалывали ножами родных матерей, они взрывали динамитом поезда, наполненные мирными жителями, но такого изверга, как Иван Бородуля, я еще никогда не видел и, надеюсь, никогда не увижу!

— Верно! Верно! — подхватила толпа.

— Страшно подумать, — продолжал прокурор, — что было бы с нами и с нашей страной, если бы осуществились преступные замыслы этого ученого изверга. Выжженные нивы и пастбища!.. Иссохшие женские груди, не дающие ни капли молока умирающим от голода младенцам!.. Околевшие свиньи, коровы и лошади!.. Холера, сыпняк, поедание человеческих трупов… Вот чего добивался этот «великий ученый», вот зачем приехал он в родную страну!

— Верно! Верно! — закричала толпа.

Не виновен!

Но вскоре выяснилось, что Бородуля не виновен ни в чем. Правда, он прибыл на родину с самыми ужасными замыслами, но ни одного не привел в исполнение, так как тотчас же по приезде увидел, что наша молодая республика совсем не такова, какой ее малевали черносотенцы за границей. Он сразу влюбился в нее, и понемногу ему стало понятно, какую позорную роль хотели навязать ему враги его родины, посылая его похитить ее урожай. Он немедленно порвал с ними всякие связи. Они преследовали его, словно свора ищеек, но он, скрывшись от них в кладбищенском склепе, целые месяцы работал над усовершенствованием своего изобретения для блага Советской республики.

— Не в тюрьму мы должны сажать Бородулю! — воскликнул защищающий его правозаступник. — Мы должны низко поклониться ему от лица всех трудящихся и поблагодарить его за верную службу, просить, чтобы он передал в руки советских крестьян всю свою власть над стихиями.

Погода — земледельцу!

Бородуля — наш! Бородуля — с нами! Нам, нам передал он свою дивную власть над тучами, туманами, ветрами и волнами!

Радуйтесь, крестьяне Советской земли! Научная организация погоды даст вам такой урожай, о каком вы никогда и не мечтали.

Раскрывайте же пошире закрома и амбары! Побольше заготовляйте мешков для зерна! Хватит ли у вас сеялок? Хватит ли тракторов? Стройте, стройте новые мельницы! Потому что уже в ближайшее лето бородулизация погоды даст вам миллионы пудов ржи, ячменя и пшеницы.

И какое счастье для вас, что вы — крестьяне Советской земли!

Если бы Бородуля отдал свое изобретение в руки какого-нибудь другого правительства, его изобретение стало бы новым орудием для эксплуатации трудящихся. Им завладела бы небольшая кучка биржевых аферистов и стала бы для своих коммерческих выгод устраивать такую погоду, какая нужна в этот день той или иной капиталистической шайке.

Крупные аграрии отняли бы у малоземельных крестьян всю необходимую для урожая погоду — и тем скорее привели бы страну к разорению.

Только у нас рабоче-крестьянская власть могла грозно сказать этим темным дельцам:

— Руки прочь от погоды!

И провести в жизнь великие лозунги.

— Погода — земледельцу!

— Разверстка погоды должна быть предоставлена пахарю!

Недовольные

Да, пахарю, и больше никому!

Ибо лишь тогда процветает государство, когда в нем распоряжаться погодой будут крестьяне — и только они.

Вначале это было усвоено далеко не всеми советскими гражданами.

К Бородуле то и дело являлись какие-то хитроумные люди и сладким шепотом искушали его отклониться от этого строгого принципа.

Не дальше как вчера к нему в его рабочий кабинет вошел какой-то чернобородый мужчина и сказал односложно:

— Трум!

— Не понимаю.

Мужчина взглянул на него с сожалением.

— Самое русское слово. Его, извините, всякий молокосос понимает.

— А что оно значит?

— Трест Уличных Мороженщиков! Трум!

— Вот оно что! — радостно протянул Бородуля. — Я очень люблю мороженое.

Увидя на лице Бородули улыбку, чернобородый зашептал скороговоркой:

— Нельзя ли нам градусов восемь накинуть? Чтобы публика, извините, взопрела…

— Взопрела? Почему? Для чего?

— Для мороженого. Публика, если взопреет, очень даже обожает мороженое. Нам бы градусов восемь, и мы на одном только сливочном заработали бы червей пятьдесят.

Бородуля понял. Мороженщики ради своих барышей желают отнять у крестьян то тепло, которое необходимо для посевов.

— Не могу! — сказал он. — Не могу!

— Если не можете восемь, ну дайте хоть семь… ну хоть шесть!

— Не могу! — отвечал Бородуля.

— Ну хоть пять!

— И опять не могу! — отвечал Бородуля.

И он молча указал представителю Трума на висящий в комнате плакат: «Погода — деревне!»

Представитель Трума нахлобучил картуз и ушел, сердито стуча сапогами.

А к Бородуле, скользя по паркету, влетели толпою стройные и румяные юноши и сказали, улыбаясь во весь рот:

— За что вы нас, товарищ, обижаете? Чем мы перед вами виноваты?

— Что такое?

— Мы — ленинградский союз конькобежцев. Завтра у нас состязание. А лед на катке, как кисель!

— Как кисель? Чего же вы хотите?

— Нам бы три градуса ниже нуля! Иначе все наше состязание — к чертям!

— Я сам люблю кататься на коньках, — улыбаясь, сказал Бородуля. — И на лыжах… Но…

И он указал на плакат.

Конькобежцы в одно мгновение исчезли.

А потом пришли меховщики. Они были очень напуганы.