Бортовой журнал 5

Когда у одного офицера, участника обороны Порт-Артура, спросили, чем он сейчас занимается, он ответил: – Учу солдат воевать!

– А что же вы делали раньше?

– Учил их маршировать! Вот и весь сказ.

Воевать и маршировать– разные вещи. Лучше не крики о боевой технике, а сама техника.

Лучше не прохождение торжественным маршем, а ежедневная боевая учеба.

А еще лучше бы офицерами заняться – отбирать и пестовать.

Армия – это, ребята, прежде всего люди, их выучка.

Какая была техника у зулусских воинов? Щит и копье? А разгромили они, между прочим, боевых англичан с пушками и ружьями.

Сначала люди, а потом оружие.

Древние говорили, что необученный воин уподоблен барану.

А барана на любую технику посади, он все равно будет бараном.

Да и техника ли это? Если выслушать, к примеру, сегодня обычных офицеров наших Военно-воздушных сил, то они такое порасскажут, что через пять минут становится ясно, что у нас уже скоро не останется ни техники, ни людей, способных на ней летать.

И так у нас везде – на земле, на воде, под водой и в воздухе.

А показать себя противнику можно. Чего б не показать?

На совместных учениях. Устраивайте учения, и пусть они нами любуются.

* * *

Нет конца разысканию истины!

* * *

Все чиновники должны петь. Я считаю, что у них дивные голоса.

А еще они должны рисовать.

Картины потом можно будет продать лизоблюдам, а деньги раздать нищим.

Как хочется написать книгу «Опыты страсти».

Она будет посвящена истории. Самой правдивой и вместе с тем загадочной истории. Истории того, как зарождается страсть в чиновничьем уме.

* * *

Не заглянуть ли нам мимоходом в самый корень вопроса? Вы полагаете, мы сразу же остановимся по причине темноты и путаницы, возникающих из-за притупленности чувств, слабости и мимолетности впечатлений, или же память, подобная решету, не удержит ничего, и даже если это нечто будет размером с дыню? В этом случае прутья клеток растянутся, расступятся, чтобы только выпустить эту тяжесть на свободу.

Ах! Хочется верить, что все это не так.

* * *

Извольте знать, что я, по примеру великих физиологов, излагаю один и тот же вопрос вновь и вновь в слабой надежде на отклик со стороны изучаемого предмета. Ум чиновника! Что может быть необычнее?

И есть ли исследователь благодарней, чем я, мечтающий зарегистрировать самый незначительный трек, утихающий огарок, летящий окурок, ничтожное послание в виде царапины на закопченном стекле бытия?

* * *

Именно, именно, именно! Она. Проистекла. Откуда? Откуда взялся этот обильный источник темноты, это прибежище мрака, это расплывчатое употребление, казалось бы, самых точных слов, путающее самые светлые и возвышенные умы?

* * *

Из детства? Ужели всему мы обязаны этой поре, где всё, решительно всё – сопли и горшок?

Увы нам!

Страшный стук в дверь разорвал пополам все эти мои рассуждения о чиновниках и детстве.

Даже не знаю, когда я к ним вернусь!

* * *

Вот и свершилось. Перешли на I год. Солдаты теперь будут служить I год.

Говорят, что при переходе возникнет ужас с боевой подготовкой, а уж наша боеготовность рухнет, рухнет, рухнет.

Черт ее знает. Может ли она рухнуть.

Ведь чтоб рухнуть куда-то, надо же, чтоб было то, куда предстоит рухнуть. Место должно быть какое-то, чтоб оно было пониже, что ли.

А тут… даже не знаю.

Один мой знакомый рассказывал мне, как на дачу очень большого генерала (он до сих пор генерал, в фаворе, руководит очень престижной, денежной частью нашей с вами обороноспособности и прекрасно себя чувствует) ночью привозили солдат, и они там тихо строили до утра. А под самое утро их увозили. То есть окружающие жители ежедневно видели чудо – дача росла.

Так вот однажды ночью мой знакомый вышел на двор покурить, а ему из-за забора:

– Дяденька, дай сигаретку! – кто-то из самых отчаянных строителей генеральского светлого будущего пробрался сквозь охрану за куревом.

Приятель отдал целую пачку, а парень поблагодарил и спросил:

– А вы не скажете, где мы?

Оказалось, их каждую ночь везут куда-то в обстановке жуткой секретности.

Думаю, эта часть нашей боеготовности с переходом на I год срочной службы не особенно пострадает.

А про подготовку офицеров в одном военно-морском училище мне рассказали вот что: из 75 курсантов первого курса не допущено к зимней сессии 60. Причина? Дремучая неграмотность.

А при изучении вопросов отечественной истории никто не может сказать, когда же был основан Военно-морской флот России и кто такие «28 панфиловцев», а на четвертом курсе многие не могут объяснить, что же такое курс корабля. Понимают, но объяснить не могут. Не хватает слов.

На пятом курсе тридцать процентов открыто заявляют, что уволятся в запас в первые два года службы, а из оставшихся семидесяти абсолютное большинство желает служить на берегу.

Вот оно, зерно истины.

А про авиацию хотите? Это не мое. Это мне прислали. Вот вам выдержки. Автор – боевой летчик: