Бортовой журнал 5

Проще говоря, у нас прекрасные экономисты – все мудры, мудры, мудры необычайно, и говорят, и говорят, и говорят, и с каждым словом убеждают в своей правоте все глубже и глубже, а между тем экономика все равно – полное гумно.

* * *

Вы знаете, что надо сделать для сдерживания инфляции?

Уменьшить налоговое давление на бизнес? – Нет!

Уменьшить налог на прибыль? – Нет!

Уменьшить НДС – этот самый кошмарный для экономического развития налог? – Нет!

Снизить налоги для производителей социально значимых товаров? – Нет!

Развивать собственное производство, и в первую очередь продуктов питания? – Нет!

Малый бизнес? – Что «малый бизнес»?

Перейти наконец от болтовни к делу и освободить малый бизнес? – От чего?

От всего? – Нет!

Коррупция! Мы наконец начнем бороться с коррупцией? – Нет!

Ни за что не угадаете.

Для уменьшения инфляции надо… «уменьшить денежную массу и повысить ставку рефинансирования!»

О как!

А я где-то слышал о том, что увеличение денежной массы не так чтобы очень и влияет на рост инфляции.

Оказывается.

Вот, значит, какая у нас экономика! Не перестает удивлять.

То есть в банках бизнес брать деньги на свое развитие не может по причине высоких процентов, и потому он получает эти деньги, увеличивая стоимость товаров, а теперь у него и наличные отберут, и ставку рефинансирования повысят. Здорово!

И эти проценты, которые сейчас все считают грабительскими, после повышения ставки покажутся всем ангельскими.

М-да!

Это как давление воды в трубе. Можно поддерживать давление, увеличивая напор, а можно увеличить давление. закрывая трубу.

И инфляции не станет.

Производство упадет, лишние деньги изымут.

Никто ничего не будет делать, и инфляция остановится. Здорово.

* * *

Я прочитал множество книг о войнах. Наверное, есть еще множество книг, которых я не читал, но уверен, что найду в них все то же самое: русский солдат – один из самых стойких в мире.

И когда книги переносили меня во времена русско-японской войны, я видел гибель Порт-Артура, предательство генералов и мужество защитников крепости.

А потом была Цусима и дрожь по коже от разрывов и залпов, и я стоял на палубе, а вокруг творилось невообразимое – рвало на куски металл и людей, и кто-то полз в чаду, в дыму по палубе, и крики раненых и стоны гибнущих.

А на «Стерегущем» открыли кингстоны и затопили корабль, и последнее, что слышали высадившиеся на него японцы, это: «Хрен вам! Не сдаемся!»

А потом была кровавая мясорубка великой и единственной Гражданской, и офицеры, которых топили баржами, и юнкера, которым вырывали глотки.

Этим юнкерам было по шестнадцать, семнадцать, восемнадцать лет, не более, но они могли умирать за Отечество.

А в Финскую войну, на которой воевал мой дед, в тридцатиградусные морозы, когда пальцы примерзали к железу, по пояс в снегу они плыли и плыли навстречу прекрасно обученным финнам.

Их расстреливали, как в тире, как на учебных стрельбах, методично, неторопливо.

А потом будет июнь сорок первого и миллионные армии, так и не вышедшие из окружения.

А еще будет Таллинский переход, и бомбежка судов, и расстрел добравшихся до финского берега.

А потом мы отступали, отступали, отступали, потому что все на войне решают люди, их умение, их достоинство, а офицеров готовили на ходу, взамен тех, что погибли еще до войны как несомненные враги народа, и ополчение, что бросали на врага только с «коктейлем Молотова».

А великие полководцы запросто могли армию послать на минное поле или бросить ее на врага совершенно безоружную: «Оружие добудете в бою!»

А потом, через много лет, мне будут рассказывать о той войне:

– Мы шли через поле. Мы шли три дня, а оно не кончалось. Нас не кормили. Где-то, наверное, заблудились наши полевые кухни. А впереди мы слышали глухие взрывы – это был фронт. Мы шли туда. По грязи. По колено. Я никогда потом не видел столько грязи. Для меня война – это трое суток идти по грязи. А потом налетели самолеты. Бомбы. Все метались вокруг, а я упал куда-то, и меня засыпало землей. А потом я встал. И тишина. Такая вокруг была тишина, что и не сказать. Очень тихо. Я встал один.

Я один остался. Оказалось, что я один. И никого. А вот еще:

– Мы людей забирали с Малой Земли. Про нее потом много писали. А мы на катерах, и нам только подойти, все сбросить, что привезли, и раненых забрать. И зачем столько людей поубивали? Ясно же, что не получилось с ходу взять, так зачем? Там же весь берег пристрелян был. Клали как заведенные, а мы все подвозили и подвозили.

А еще была оборона Севастополя, и подрыв своего же госпиталя, и начальство, за которым прислали самолеты, и раненые, которые видели, что начальство бросает солдат, оставляет их на съедение.

За это отчеканят медаль. Медаль «За оборону Севастополя». Медаль. Кусок железа. Один генерал тогда не выдержал этих взглядов раненых и вернулся. Он погиб вместе с ними. Другие получили медали.

А тех, кто были под немцами на оккупированных территориях, потом, после освобождения, тут же призывали в армию и бросали в бой. На редких фотографиях того времени видно, что их даже не переодели в форму.