Бортовой

Только сейчас до меня дошло, почему даже при тщательном отборе абитуриентов у нас, космических пилотов, самый высокий отсев. Диплом получает в лучшем случае треть от первокурсников. Остальные не выдерживают, уходят в стратосферники или вовсе в наземные профессии. Иногда отчисляют даже с седьмого, последнего курса. Бывает, и в психушку увозят…

Второй удар. Третий. Разгерметизация пассажирского салона номер четыре. Пожар в коридоре, соединяющем техотсек и вторую реакторную, пробой ещё двух энерговодов… Пока технари делали возможное и невозможное, чтобы предотвратить взрыв, мы, пилоты, объединив усилия через нейросвязь, тоже делали возможное и невозможное. Управляли ещё работающими системами повреждённого корабля, давая пассажирам драгоценные мгновения для спасения. Не знаю, как там Танечка их убеждала, но вспыхнувшую было панику удалось быстро погасить, и в коридоре, ведущем к многоместным спасательным капсулам, не было никакой давки. Камеры наблюдения работали, я намеренно вывел картинку со спасательной палубы на свой интерфейс. Пассажиры напуганы. У людей это заметно по бледным застывшим лицам, у чуланцев – по дёрганой жестикуляции. Но никто не кричит, не рвётся к люкам капсул, расталкивая соседей. И стюардессы молодцы, указывают дорогу, даже улыбаться пытаются…

Да, это вам не «Титаник».

Вот последние пассажиры размещаются в капсулах. За ними с палубы уходят стюардессы, вручную закрывают внешний и внутренний люки. Ещё несколько секунд на герметизацию… Всё. Глухие хлопки – это один за одним срабатывают импульсные движки крепких «шлюпок», унося пассажиров подальше от аварийного корабля, в противоположную сторону от метеоритного потока. И слава богу. Потому что удары в корпус становятся чаще и громче.

…От этого удара «Меркурий» задрожал от носа до кормы.

«Доклад!»

«Разгерметизация палубы и всех салонов. Отключение генераторов искусственной гравитации в пассажирском отсеке. Обесточивание и механическое повреждение стыковочных узлов. Вторая и третья спасательные капсулы не могут отстыковаться».

Ч-чёрт… А я-то, дурак, понадеялся, что всё так легко обойдётся… что рисковать придётся только своими головами…

«Обесточить все палубы, – отдаю мысленный приказ. – Весь свободный энергопоток – на двигатели».

«Будет перегруз, бабахнем», – это Радислав.

«Костя, оцени риск».

«Пятьдесят на пятьдесят – то ли бабахнем, то ли нет. Автоматика сдохла, буду переключать вручную».

«Спятил?»

«Не больше, чем ты».

«Том, Радик, маневрируем!»

«Повреждение внешнего контура защиты основного реактора. Инициирую процесс его остановки», – Танечка в своём репертуаре и действует строго по инструкции. Но заглушить реактор – значит с гарантией влететь в ядро потока. От нас мокрого места не останется. Даже от тех, кто сидит в прочных спасательных капсулах.

«Отставить! Технарей из реакторной выгнать, закрыть переборки!»

«Вероятность взрыва реактора семьдесят два процента».

«Понадеемся на оставшиеся двадцать восемь. Выполнять! Всю ответственность беру на себя!»

«Принято. Выполняю».

Даже странно, что до сих пор во всей этой свистопляске погиб всего один человек. Но на борту ещё несколько членов экипажа, моей команды, и около двухсот перепуганных пассажиров в неотстыковавшихся капсулах. И все они, как ни странно, хотят жить. Компьютер этого не учитывает. Хотя, по идее, должен: в его базе данных записаны основные человеческие эмоции и мотивации. Вот почему в нештатных ситуациях после слов командира «беру ответственность на себя» компьютер обязан беспрекословно выполнять приказы человека, имеющего на то полномочия. Искусственный интеллект, каким бы продвинутым он ни был, действует строго по программе. Человек же будет сражаться за жизнь до конца, и чаще всего побеждает обстоятельства там, где шансы уцелеть минимальны. Там, где машина никогда не продолжит борьбу.

У искусственного интеллекта нет инстинкта самосохранения, вот в чём дело. Он, гад квантовый, знает, что где-то на Земле хранится его полноценная копия…

…Этого удара мы не услышали. Мы его поняли, когда в нейроинтерфейсе внезапно умолк голос Радислава, а кресла мгновенно обволокли нас с Томом эдакими коконами – включилась автономная система жизнеобеспечения рубки.

«Радик погиб…» – голос Тома был усталым и злым.