— Ну вот, а ещё советовала мне, типа, не притворяться, — Лёха рассмеялся, впервые почувствовав облегчения после отхода от часовни. — Ты меня сожжешь заживо, если всё по правде говорить буду… Нет, ну в самом деле, я ведь могу оказаться очень полезным царству! Хоть подробно истории не помню, однако знаю в общих чертах, с какими проблемами столкнётся страна в будущем.
Впереди уже виднелась деревня.
— Ирина, я вот с тобой разоткровенничался, всё как на духу выдал, — произнёс Лёха, хитро улыбаясь. — Но это как-то односторонне. Будет нечестно, если получится, что признания выдаю только я. Давай правду за правду! Раз я был чистосердечен, то теперь и ты ответить на пару вопрос. М?..
— Ну, давай, что там у тебя, — неохотно согласилась Ирина.
Монахиня не решилась отказываться, опасаясь, что в будущем это отвратит Лёху от новых признаний. Да и чего греха таить — малость любопытно узнать, что ещё задумал этот лукавый, пускай даже будет вопрос с подвохами.
— Почему ты решила пойти в монахини? — поинтересовался юноша. — Дай угадаю. Здесь какая-нибудь травма. Ты пережила большое горе, некую потерю, как Весняна, и потому подалась в монастырь. Угадал?
— Нет.
— Хм… Ладно. Тогда душа не лежала к обычной повседневной жизни, семье и всему такому. Ты с самого начала была не от мира сего. Не видела себя в роли жены и матери. Верно?
После короткого замешательства Ирина отрицательно покачала головой.
— О-о… так-с, что там у нас ещё возможно… Ты уж меня извини, но, короче, ты так с головой вдарилась в грех, наблудила на много жизней вперёд, и тебя замучила совесть, и потому ты пошла замалива… чё?
Тут уже монахиня не выдержала и рассмеялась в голос. Но быстро осеклась и приложила ладонь ко рту, хотя улыбка не сошла с лица.
— Всё куда проще, — с весёлостью сказала Ирина. — Никаких событий сему не предшествовало. Меня всегда тянуло к возвышенному, хотелось всю душу без остатка отдать на постижение вечного. Хотя представляла себя и женой, и матушкой. Но… выбрала иное.
— Да уж, драматичности не получилось, — протянул Лёха, почёсывая затылок. — Тогда другой вопрос. Когда мы только освободили тебя в церкви, и перед последним боем состоялся разговор, — ты ещё кинжал выхватила и грозилась себя убить — то помню, как ты странно на меня смотрела. Что-то вроде как сделать хотела. У тебя был другой план, от которого ты отказалась?..
Ирина направила взор к полю, словно что-то настолько захватило внимание, что вопрос не был услышан. А ещё так Лёха не видел лица девушки.
— Эй! — парень рванул вперёд, и теперь пятился, глядя прямо на Ирину.
Тогда он заметил, что монахиня не просто отворачивается, а вся зарделась как закатное солнце.
— Я жду ответа, — напомнил заинтригованный Лёха.
— А ну уйди с дороги! — прикрикнула разозлившаяся Ирина, словно прогоняла навязчивого пса.
— Ладно-ладно, не буду давить, — юноша вновь поравнялся с девушкой.
Правда, с ответом она не торопилась.
— Ну, в общем… я… ох… — смущённо начала Ирина спустя несколько долгожданных минут. — Кощей же как хотел сперва… Чистую жертву. Я и помыслила, что… ну, ежели жертва запятнает свою чистоту, осквернится, то уж не буде иметь для Кощея прежней ценности… Уф, мыслила я совершить нечто противное обету…
— Оскверниться? Как? — наседал Лёха несмотря на обещание не давить.
— Поцеловать тебя собиралась, дурень! — рявкнула Ирина, в один миг обратившись из спокойной стеснённой девушки в бешеную фурию.
— Воу! — Лёхе пришлось отпрыгнуть, чтобы не попасть под горячую руку — девушка яростно замахала кулаками. — Понял-понял, тихо!
Ирина быстро совладала с собой и опять отвернулась к полю. Только её частое дыхание напоминало о срыве.
— Даже немножко обидно что ли, — пробурчал Лёха. — Вместо этого выхватила нож, и к горлу подставила. Неужели я настолько омерзителен, что самоубийство выглядело предпочтительнее?
В затянувшейся тишине Лёхе подумалось, что тема исчерпана.
— Н-нет, — Ирина тихо нарушила молчание. — Мне казалось, что убить себя проще чем… Я ж ведь… никогда… не… целовалась…
Наконец дошли до деревни.
— Помнится, в монастыре ты однажды просил рассказать тебе катехизис, учение в вере преподать, — монахиня вернула голосу всегдашнюю отстранённо-блаженную манеру. — Ежели ты такой невежда и Фома неверующий, то поговорим о сем в монастыре.
— Ого! — обрадовался юноша. — Интересно, можно ли это считать за свидание?
— Чего?
— Да нет, ничего, глянь, мы уже на месте.
Они подошли к повозке, на которой восседали Олег и Евдокия. До монастыря осталось полдня поездки.