Боруэлла

Вот ещё! Больше мне делать нечего, как дарить двум таким оболтусам столь бесценный дар. Я критически представила, какими стали бы стоящие напротив Борька с Петькой, если бы умели слышать всё и говорить со всем миром… И тут закричал Петька:

– Ай! Как громко! Шумно как!

– Ай-я-яй! – взвыл Борька и схватился за уши. – Не надо! Ай!

Так вот, оказывается, что такое «превращение»… Совершенно случайно сделала то, чего делать не собиралась, даже за мороженое. Нужно было брать ситуацию в свои руки, а то этим двоим недолго и рехнуться.

– Успокоиться! Лечь! Вдохнуть глубоко! – сказала я голосом опытного психолога. – Вы спокойны… Абсолютно спокойны… Ваши мышцы расслабляются…

Уже через две минуты Борька с Петькой научились разделять звуки и не слышать всё вместе. Когда медитация была закончена, я снисходительно сказала:

– А теперь попытайтесь услышать что-то вроде «Жили-были старик со старухой…» или «Однажды девочка пошла в соседнюю деревню за молоком»… Или «В некотором царстве, в некотором государстве». Или что-то в этом роде.

Мальчишки прислушались.

– Слышу, я слышу! – радостно сказал Борька.

– И я, и я слышу! – закричал Петька.

– Это лес, – вздохнула я и крикнула вдаль: – Вадик, пойдём слушать сказку!

Сказка о названиях, рассказанная осенним лесом

«…Два неприметных человечка шли по неприметному лесу. Назовём их условно Первым и Вторым.

Их неприметность сразу же прекращалась, как только они выходили из-за деревьев. С шумом взмывали вверх бродившие по земле птицы, настороженно прислушивались притаившиеся в норах звери. Первый был ужасно лохматым, начиная от одежды и заканчивая, естественно, причёской. Дети такой вид причёски любят называть «взрывом на макаронной фабрике». Второй, напротив, был в панамке и с палкой, похожей на клюку. Этой палкой он усиленно разворачивал листья. «Грибники-и-и-и», – завывал осенний ветер.

Второй остановился и посмотрел на клюку.

Задумался, после чего многозначительно произнёс:

– Муравей.

– Чего? – спросил Первый и недоуменно почесал макушку. Оттуда посыпались хвойные иголки.

– По палке ползёт. Му-ра-вей.

Первый не пожал недоуменно плечами, а подошёл ближе и стал внимательно смотреть.

– И правда, – заключил он. – Му-ра-вей.

– Это от слова «мура»?! – Второй, несомненно, был рад догадке.

– Не, – неуверенно сказал Первый. – От другого.

И Первый стал ждать, пока Второй спросит, от какого именно.

Второй спросил. Он сказал:

– От какого?

– От слова «трава». Сначала пытались придумать рифму к слову «трава». «Дрова», «слова» и «голова» отметались по причине стандартности. Поэтому придумали «трава-мурава». А эти по мураве ползали. Вот и получилось – «му-ра-вей». Понимаешь?

Панамка уверенно кивнула.

– Это удобно, – добавил Первый. – Так называть.

Наверное, они были плохими грибниками. Тех, что находили, не срывали. Им казалось, что это поганки, зато красивые. Солнце было уже низко – почти закат. Панамка Второго начала окрашиваться в красные полосы. Он стал подолгу останавливаться и куда-то смотреть. Потом громко вздыхал и шёл дальше.

– А это груздь! – сказал Первый и показал рукой на гриб.

– А он почему так называется?