Боруэлла

— Хорошо! — говорила учительница.

— Безобразно! — повторяли зеркала.

— Замечательно! — говорила Анжелика Павловна.

— Никуда не годится! — повторяли зеркала.

— Поразительно! — говорила Анжелика Павловна.

— Вы ранили меня до глубины души! — повторяли зеркала.

— Таня, смотри внимательно, — говорила учительница.

— Серёжа, спать! — повторяли зеркала.

Обычно я их не слушаю, каких бы глупостей они не болтали. Но не так-то просто не слушать зеркала, заполняющие целую стену. Мне надо было не обращать на них внимания, а сосредоточиться, сконцентрироваться, собраться, в конце концов! Надо же было показать всем, что эти их танцы — ерунда на постном масле! Но сконцентрироваться мешали ещё и чешки.

Их было тоже много, и по залу разносилось разноголосое шуршание. Во время движения чешки постоянно произносили слова на букву «ш» — они не признавали никакую другую букву алфавита. Им было всё равно, что это будет за слово. Главное, чтобы оно начиналось правильно… Среди всех чешек слышалась одна чешка с плохой дикцией, поэтому ей приходилось говорить слова на букву «щ»… Когда картавящая чешка произносила какое-нибудь слово, у остальных энтузиазм возрастал ещё больше, и шум в зале увеличивался.

Это была настоящая психологическая атака. Учительница, зеркала, Вадик в последнем ряду, странные упражнения, и чешки, от которых постоянно доносилось:

— Швабра!

— Шпикачки!

— Шесть!

— Щука…

— Шаверма!

— Шиповник!

— Шпинат!

— Шоколад!

— Шахматы!

— Щебёнка…

— Шутка!

— Шорох!

— Школа!

— Штаны!

— Шелкопряд!

— Щербет…

Как в такой обстановке можно учиться? Но я мужественно терпела и продолжала заниматься. И только через пять минут я громко закричала:

— Хватит!

— Продолжаем, — повторили глупые зеркала.

37. В бегах

По дороге домой Вадик постоянно скашивал на меня взгляд, многозначительно приподымал и опускал подбородок, таинственно улыбаясь при этом. «Ну как, понравилось? — как будто говорил он. — Правда же, здорово? Правда?» Я натянуто улыбалась, не прекращая ёрзать плечами. Подпрыгивала, пытаясь хоть как-то ослабить мучения. Норовилась достать затылком до лопаток. Я бы потянулась руками, но они были заняты. В одной я держала ладошку Вадика, а другую мою ладонь до боли сжимала Аня.

Она неслась вперёд, как полководец.

С таким полководцем мы не решались даже заговорить.

Попробуй заговорить, когда тот в ярости… Тут умолкали даже главы государств, к которым я себя в данной ситуации смело причисляла. Мы полушли-полубежали по улицам — я, корчась и подпрыгивая, а Вадик — плавно, спокойно. Ему, по-моему, было лучше всех.

Ещё бы, ведь на нём не было намордника, как на мне!

Правда, намордником это называть было бы неправильно. Это был… наспинник какой-то. Разницы немного — всё равно ведь свободы передвижения лишили. Эту штуку на меня надела Анжелика Павловна. Для осанки, как она сказала. А я, доверчивое, несмышлёное дитя, согласилась! Думала, это только на вторую половину занятий, когда Вадик обучал меня всяким поворотам. Но в конце занятий учительница подошла ко мне и сказала: «Ну вот, с месяц пояс поносишь, и станешь похожей на человека». Я собиралась тут же сказать ей, что она, похоже, сама этот пояс давно не надевала, но Анжелика Павловна похлопала меня по плечу, развернулась и пошла прочь.

И я бы её догнала, если бы перед нами не появилась Аня!

— Опять вы! — закричала тогда она. — Вы лишили меня всех радостей жизни! «Приди в дом, где творится искусство, по адресу такому-то и забери двоих»… Я-то думала… А тут… Никогда раньше такого не было!

— А как прошлом году… — нерешительно сказал Вадик. — «Снежный человек на площади. Найди, забери, обогрей». Когда я ещё в снегу извалялся и вымок потом, помнишь?

— Вперёд! — грозно сказала Аня. Схватила меня за руку, а я — Вадика, и вот — бежим до сих пор. Я даже этот намордник снять не успела. А он чешется, мешает, заставляет держать спину прямо, что детям вовсе не под силу! Это ущемление моих прав кривохождения! Уберите с меня эту штуковину! Я больше не могу!

«А ты терпи! — вдруг подумалось мне. — Кому нужны горбатые девочки?»

«Цирку! А ты кто?» — мысленно спросила я.

«Твоя последняя надежда на отсутствие сколиоза, — ответило мне что-то. — Поэтому терпи. Я буду тебя морально поддерживать. Временами».

Хороший поясок достался мне от учительницы по танцам! Мало того, что мучает, так ещё и телепатически общается. Этого ещё не хватало.

— Со мной пояс разговаривает, — шепнула на бегу я Вадику.

— Ух ты! — подпрыгнул Вадик на бегу, поэтому споткнулся, но равновесия не потерял.

«Передавай ему привет, — сказал пояс. — Если он меня еще помнит».

— Ты его помнишь? — спросила я, Вадик радостно кивнул. — Тогда привет.

— От пояса? — уточнил Вадик.

— Угу.

— Тогда и ему привет передай, пожалуйста. Я его очень хорошо помню, очень-очень… — Вадик немного скривился, но потом улыбнулся и виновато пожал плечами, быстро семеня за Аней.

«У нас были сложные отношения, — сказал пояс. — Он меня раз — за шкирку и в мусорку. Но ничего, это стандартное поведение у детей. Кто в мусорку, кто из балкона выбрасывает. Ничего удивительного. Дети перестали удивлять»…