Босая для сурового

– Во-первых, для тебя я Всеволод Генрихович, зверушка. Ко мне только на “вы” можешь обращаться. Во-вторых, нет у тебя никаких родителей, Мария. Ты из детдома сбежала два года назад. Отец неизвестен, мать погибла, когда тебе было четыре года. Ты сирота. Никому на хрен не нужная. Я ничего не упустил?

Я затихаю. Откуда он все это знает…

– Это вообще не ваше дело! Не смейте лезть в мою жизнь! Почему я голая и в бинте этом?! Вы что… трогали меня?

От одного только предположения слезы собираются в глазах, а тигр смеется, показывая свои белые зубы, а точнее оскал звериный, страшный. Он руку свою убирает от моего лица, а я все еще чувствую ее на коже. Огнем пылает вся.

– Да кому ты нужна, мышь дворовая. Ребра лишь сложил твои в кучу, пока ты в отключке лежала. Сейчас бы не такая боевая была. Выла бы от боли. Сломаны они у тебя.

Молчу. Про ребра как-то даже не переживаю сильно. Били меня по ним и раньше, заживало как на собаке. А вот от того, что Арбатов касался меня, пока я была без сознания, холод проходится по спине. Тот, арктический, или как там его называют…Самый суровый из всех.

– Значит так, воровка. С сегодняшнего дня мы заключаем с тобой договор, в котором ты обязуешься свой долг мне отрабатывать. Полностью.

Хватаю ртом воздух, руками сжимая одеяло. Мне страшно. Я не знаю, чего ожидать от этого мужика огромного, но даже не думаю показать ему, какого мне. Не дождется.

– Какой долг… Как отрабатывать? Да чего вы хотите от меня, спать с вами, да? Этого хотите?

Громкий раскатистый смех разливается по комнате. Арбатов смеется с моих слов, показывая белые зубы. После смотрит на меня, и снова смеется, словно я сказанула что-то невероятно смешное и нелепое. А мне совсем не до смеха. Вот ни на чуточку даже.

– На себя посмотри, от тебя как от помойки несет. И да, я не трахаю детей. Ты будешь на меня работать, зверек. Делать все, что скажу, беспрекословно. Свой долг отрабатывать. За каждую провинность долг будет расти, поэтому поосторожней с моими вещами. Спать будешь здесь, и чтоб без надобности я не видел тебя.

– Что? Нет, отпустите немедленно! Я не хочу в этой конуре сидеть!

Пытаюсь вырваться от наручников, но кожа уже слишком сильно щиплет. Вижу кровавые следы. Черт, кажется, я поранила сама себя.

– Можешь брыкаться сколько влезет. Тебе это ничем не поможет.

– Вы не можете…не можете так поступить со мной!

Слезы предательски подступают к глазам, я не играю. Это правда мои слезы. Натуральные. Искренние.

– Могу.

Его голос стальной и низкий. Всеволод не играет со мной, и мне страшно от этого. Совсем не до смеха от его интонации. Так только с уголовниками разговаривают, как он со мной. Как палач перед казнью.

– Слушай меня внимательно, крысеныш дворовой. Ты не в гостях и не дома. Я купил тебя у  Гарика как товар на базаре, как вещь, поняла? Если я захочу, уже сегодня ты вернешься и ляжешь под него, раз так уж хочешь свободы. Я забрал тебя в качестве откупа за долг, так что отработаешь все, до копейки.

Вдобавок ты посмела обворовать меня, притом дважды, взяв особо ценные мне вещи, а долгов я не прощаю никому. Ты могла вернуть мне все это миллион раз, но не стала, за что тоже будешь расплачиваться. Завтра поедешь к врачам на осмотр. Не хочу принести в дом заразу вместе с тобой.

– Что…что?! Какие врачи, нет!

– Молчать. Как миленькая пройдешь терапевта, стоматолога, инфекциониста и гинеколога.

– Гинеколога?! Да вы сумасшедший! Ненормальный просто, сукин сын!

Вскрикиваю громко, когда резко получаю по губам от него. Огнем жжет. Больно. Чертовски больно. Я тут же затихаю, прикладывая руку к лицу. Тигр вовсе не шутит со мной. Он, правда, может сделать все, что ему угодно.

– Еще раз в моем присутствии матом будешь ругаться, рот вымою. С перцем. В моем доме ты должна вести себя прилично, а не как дворовая падаль, иначе отправишься в колонию, которая и так по тебе давно плачет. И поверь, девочка, я тебе такое дело насобираю, что ближайшие двадцать лет не выйдешь оттуда.

– Ненавижу…Ненавижу вас!

Шиплю тихо на него змеей, роняя слезы, и уже продумывая, как буду убивать Арбатова. Смачно и особо жестоко.

– Отпущу на волю, как только отработаешь долг. Полностью. И да, твое шмотье я сжег. От него воняло как от помойки. Это будешь носить, когда сама отмоешься.

Он бросает на матрац пару футболок огромных размеров и спортивные брюки. Явно со своего барского плеча.

Вытираю быстро нос и глаза от слез соленых, да что ж такое. Давно я так не расклеивалась. Да никогда, наверное. Вот только не хочу реветь перед зверем этим, ему все равно плевать, что там бродяжка чувствует. Я лишь воровка для Арбатова, грязная оборванка. А он для меня… дьявол в человечьем обличии.

– Выходить за пределы дома запрещено. Кроме меня в нем также живет моя женщина, Лиза. Ее не трогать. Мои дети уже взрослые, они тоже иногда заходят. Для всех ты должна быть незаметной тенью. Меня слушаться беспрекословно, делать что скажу. И самое главное – он так смотрит на меня, что я аж назад отодвигаюсь – никакого больше воровства. Если я еще хоть раз такое дерьмо замечу, выпорю ремнем. Будет больно, обещаю.