Босфор и Дарданеллы. Тайные провокации накануне Первой мировой войны (1907–1914)

В той же беседе 2–3 (15–16) марта Грей признал, что в течение длительного времени одним из пунктов британской политики было сохранение принципа закрытия Босфора для России. Однако в ходе переговоров по средневосточным проблемам он понял, что если Англия желает установить прочные, хорошие отношения с Россией, то она не должна более считать незыблемыми свои принципы в отношении Проливов. Об этом Грей настоятельно просил Бенкендорфа сообщить Извольскому[80]. Правда, министр тут же оговорился, что он считал бы неосторожным включать вопрос о Босфоре в соглашение по Среднему Востоку, и обратил внимание собеседника на трудности, связанные с постановкой проблемы Проливов. Он сослался на возможность протеста некоторых общественных кругов и членов английского парламента против конкретных обещаний Англии в отношении Босфора без равных компенсаций со стороны России. Британский министр указал, что вместе с вопросом о Проливах возникли бы такие проблемы, как Багдадская железная дорога, египетский вопрос, которые также должны быть предметом взаимных договоренностей и могли бы вызвать расхождения. Наконец, Грей заметил, что вопрос о Проливах касается и других европейских держав. Если англо-русское соглашение будет включать статью о Босфоре, то необходимо заранее поставить в известность об этом Германию и Францию, чтобы они не думали, что Англия и Россия решают этот вопрос за их спиной. Ввиду этих обстоятельств Грей считал предпочтительным не включать вопрос о Босфоре в соглашение, зарезервировав его на будущее. Если русское правительство пойдет в этом направлении дальше, пояснил Грей, то оно само должно известить эти державы о включении Босфора в переговорный процесс. Переговоры, ограниченные Средним Востоком, не затронут интересов других держав и не требуют их участия. «Я выразил желание, — писал Грей Никольсону через несколько дней после разговора с Бенкендорфом, — чтобы Извольский учел эти соображения. Однако, учитывая все, что я сказал о курсе нашей политики, я хотел бы, чтобы он понял так, что этот вопрос мы готовы обсудить. Если же, однако, русское правительство желает начать обсуждение теперь, то инициатива должна исходить от него»[81].

Однако российские дипломаты не придали должного значения британским условиям и оговоркам, в большой мере обесценивавшим «согласие» Лондона. Последние можно суммировать следующим образом:

1) одновременно с соответствующим соглашением России с Турцией другие державы должны были получить право вводить военный флот через Дарданеллы в Мраморное море, что если не сводило на нет, то существенно подрывало «исключительные» возможности России;

2) английское правительство ожидало «ответных» уступок России в еще не завершенных вопросах средневосточного урегулирования;

3) в целях благоприятного воздействия на общественное мнение Англии и консервативную оппозицию в парламенте потребуются одновременные компенсации со стороны России в таких вопросах, как режим капитуляций в Египте и Багдадская железная дорога;

4) о расширении круга переговоров придется предупредить другие державы, прежде всего Германию и Турцию, и привлечь к рассмотрению вопроса о Проливах Францию;

5) инициатива постановки вопроса должна исходить от русского правительства.

С. Фей писал, что Извольский был чрезвычайно рад и сиял от удовольствия, получив первые сообщения о переговорах[82]. Но, согласно другим источникам, Извольский отнесся к первому сообщению Бенкендорфа очень сдержанно и даже усомнился в искренности заявлений представителей Форин оффис. Российский министр немедленно запросил посла в Лондоне, можно ли «вывести из меморандума сэра Эдуарда Грея заключение, что Англия допускает возможность согласиться на предоставление нам исключительного права прохода через Босфор и Дарданеллы, или же вопрос этот преднамеренно оставлен в меморандуме без прямого ответа»[83].

Бенкендорф поспешил развеять сомнения министра. Посол был уверен, что Гардинг и Грей ясно отдавали себе отчет в том, что открытие обоих Проливов исключительно для России — единственная комбинация, которая была бы желательна для Петербурга. 20 марта (2 апреля) Бенкендорф писал Извольскому: «По этому поводу нельзя допускать и тени сомнения»[84]. При этом дипломат констатировал, что по «соображениям своевременности и необходимости подыскания и обсуждения эквивалентных компенсаций меморандум Грея не содержит безусловного обязательства Англии, которое придало бы меморандуму значение совершенной сделки без каких-либо компенсаций со стороны России»[85]. Особую ценность меморандума Бенкендорф усматривал в том, что он зафиксировал наметившееся изменение в традиционной антирусской политике Лондона по вопросу о Проливах.