Босфорская война

1621 г. был примечателен скоротечной, однако важной по своим последствиям турецко-польской войной, остановившей агрессию Турции в одном из направлений и усилившей ее внутренний кризис. Казаки сыграли очень важную роль и в преддверии войны, и в самом ее ходе, что, в общем, предвидели в Стамбуле. Османская дипломатия и затем историография пытались представить вторжение турецких войск на территорию Речи Посполитой как ответную акцию на запорожские набеги. С подачи турок аналогичную позицию занимали и французские дипломаты. Л. де Курменен, например, утверждал, что поход Османа II был попыткой радикально покончить с казачьими набегами. На самом деле причины войны были многообразными, и «казачий вопрос» являлся лишь одной из проблем [126].

В связи с подготовкой вторжения в Польшу и вполне очевидными, ожидавшимися морскими контратаками казаков турецкую столицу с начала 1621 г. стали охватывать панические настроения, далее бурно развивавшиеся. Уже 2 января в Рим поступило сообщение из Стамбула, что казаки обладают достаточным числом судов для того, чтобы 2 тыс. человек достигли главного города Османской империи, а 3 марта из Венеции со ссылкой на стамбульские вести сообщалось, что будто бы свыше 1800 казаков уже находятся в устье Дуная и готовы идти на османскую столицу.

8 февраля Т. Роу в депеше государственному секретарю Джорджу Кэлверту и в посольских «известиях» доносил, что Осман II желал лично возглавить поход на восставшего эмира Сайды в тогдашней Сирии (ныне Ливане), «но, учитывая неопределенность польских дел и что пришлось бы оставить на казаков свой имперский город, и по другим имевшимся здесь соображениям он изменил свое намерение и приказал [идти] сухопутному войску и морскому флоту». Одновременно «для предотвращения самого худшего приведены в порядок 12 небольших галер и обыкновенное множество фрегатов (имеются в виду фыркаты, небольшие гребные суда. — В.К.),чтобы охранять Черное море от вторжения казаков».

Сановная «партия мира», как выражался М.С. Грушевский, смущала султана перспективами казачьего нападения на Стамбул, которое могло поднять тамошнее христианское население. 23 (13) марта Ф. де Сези доносил Людовику XIII о предупреждении некоторых османских министров, сделанном Осману II, что в случае отправления его в поход на Польшу морские нападения казаков могут вызвать восстание христиан Стамбула. Увлеченный идеей разгрома польских войск, султан резко отвечал, что тогда перед выступлением из столицы надо вырезать всех местных христиан. Ему покорнейше заметили, что подобное действие навлекло бы на государство войну со многими странами Европы. Падишах умолк и, разгневанный, вышел из Дивана. О том, что везиры советовали султану остаться в Стамбуле «из-за самих казаков», сообщал и польский агент Иштван Радагий [127].

Вскоре после разговора в Диване было решено направить на Черное море флот из 40 галер под личным начальством капудан-паши Эрмени Халил-паши, отчего он, как утверждал Ф. де Сези в депеше своему королю 21(11) апреля, «едва не умер от огорчения, не считая это путешествие достойным себя». М.С. Грушевский подозревает, что дело было в страхе главнокомандующего перед казаками. М.А. Алекберли также считает, что капудан-паша, «боясь казаков, всеми силами пытался отказаться от командования».

Об испуге первого адмирала говорит и Ю. Третяк. «Хотя и решено выслать на Черное море против казаков флот, — пишет историк, —…но как можно было надеяться на этот флот, если сам адмирал испугался похода и всяческими способами, и даже угрозами, старался отклонить честь командования и если турецкие солдаты так боялись встречи с казаками на море, что иногда надо их было… палками загонять на галеры, отправлявшиеся против казаков. Вообще нежелание воевать с Польшей было таким глубоким и таким всеобщим в турецком народе, что, как доносил де Сези, сделали предложение султану с готовностью возместить понесенные уже военные издержки и вознаграждение убытков, причиненных уже ранее казаками, лишь бы султан отказался от этой войны».

Полагаем, что дело заключалось не в простом испуге адмирала и что причины его нежеления лично возглавить черноморскую кампанию проясняются из приведенных Ю. Третяком соображений. Опытный воин, давний недруг казаков и великий везир конца 1610-х гг., Халил-паша понимал состояние государства и его вооруженных сил, весьма малую перспективность борьбы с казаками и невозможность предотвратить их набеги на побережье, которые могли усилиться с началом войны, и действительно боялся, но — потери своего авторитета и вследствие этого высокого положения в случае возможных и даже несомненных казачьих успехов на тех или иных участках военно-морского театра, а тем более на Босфоре.