Босиком по 90-м

От бурной фантазии у Викентия поплыли круги перед глазами. Он и не заметил, как с него уже смахивали вещественные доказательства парикмахерской и обильно поливали «Шипром», часто надавливая на резиновую грушу пульверизатора.

– Ну, вот и всё. А теперь самое интересное! Одну минутку, я быстро, – пропела обольстительница и скрылась за ширмой.

Пульс стучал на невыносимо высокой частоте. Спустя мгновение перед изумлёнными глазами клиента возник поднос с хрустальной запотевшей рюмкой и блюдцем, на котором гордо лежал солёный огурец. – Милости прошу, угощайтесь, – гостеприимно предложила девушка.

Потихоньку придя в себя, он залпом выпил стакан водки, но вместо того, что бы закусить огурцом, неловко чмокнул парикмахершу в щёку, расплатился и вышел на улицу.

На лавочке под каштаном красивая и слегка грустная сидела жена. Забыв, про осторожность, он подошёл к ней, и сам не зная почему, поцеловал. А она вдруг расплакалась самыми настоящими горькими слезами. – Милый, мы отдыхали с тобой две недели. И знаю точно, что ты не пьёшь и слово держишь, а мне всё кажется, что от тебя идёт какой-то водочный запах. Это моё самомнение и полная глупость. Прости меня. И даже сейчас, после парикмахерской, мне опять кажется, что ты пил. Я дура, самая настоящая дура. Как приедем домой, обязательно пойду к психиатру. Ты знаешь, говорят, именно так и начинается паранойя, – причитала, всхлипывая Ирэн.

Она тихо плакала, вытирая растекшуюся по лицу косметику маленьким белым платочком с вышитыми розами. Викентий пытался её успокоить. От стыда и вины он любил её ещё больше, чем прежде.

Счастливые загорелые люди радостно суетились на перроне. Вдали показался поезд. Курортный сезон заканчивался.

Глава 7 Лёгкий офицерский ужин

В Сирию мы летели весело. Сирийские студенты-медики возвращались домой на каникулы и находились в приподнятом настроении. Между креслами гуляла бутылка трёхзвёздочного коньяка «Прасковейский» и пара бутылок «Смирновской».

Из двадцати семи пассажиров самолёта челноков насчитывалось всего семеро. Это был первый чартерный рейс из Красноленинска в эту древнюю страну. Выяснилось, что стоянка в аэропорту Алеппо копеечная, и борт решили оставить там на все трое суток, что несказанно обрадовало экипаж.

Через четыре часа АН-24 уже бежал по бетонке. Самолёт так близко подрулил к зданию аэропорта, что автобус не понадобился.

Офицеры-пограничники и сирийские таможенники сидели не в кабинках, а стояли за стойками, как продавцы в магазинах.

Внутренне убранство аэровокзала уступало всем тем, которые мне ранее доводилось видеть.

Носильщики таскали багаж вручную, а не на транспортёре. В зале народу почти не было. Я видел только мужчин неопределённого возраста в костюмах мышиного цвета. Они расхаживали группами по три-пять человек или сидели в креслах. Некоторые околачивались рядом с нами, прислушиваясь к разговорам. Позже я узнал, что это были сотрудники «Мухабарат» – политической полиции. Местные жители их боялись и ненавидели. Уже в автобусе я познакомился со встречавшим нас сирийцем. Гассан когда-то учился в Советском Союзе и говорил по-русски совершенно свободно.

Аэропорт находился всего в семи километрах от города. Наш стародавний «Фольксваген Т1» покатил по шоссе. Жара лезла в открытые окна и липким пóтом приставала к рубашке. По левой стороне встречались выгоревшие на солнце рваные цыганские шатры. У обочины бегали чумазые дети, махали нам и что-то кричали. Очевидно, они привыкли, что в окна им бросают подарки.

Велико же было моё удивление, когда в Алеппо я увидел плакаты с Марксом, Лениным и Хафезом Асадом – президентом этой страны. Бородатый Маркс напоминал басмача. Да и Ленин был какой-то непривычный, арабской внешности. Постепенно я стал понимать, что вернулся в прошлое.

Гассан по секрету поведал мне, что в Сирии воцарилась самая настоящая кровавая деспотия. Асад, пришедший к власти в результате государственного переворота двадцать три года назад, установил в стране абсолютную власть. И всех, кто был им недоволен, безжалостно уничтожал. Людей арестовывали тысячами, пытали, отправляли на каторгу. Поводом мог послужить любой донос или неосторожно сказанное слово в адрес власти. Суды проходили быстро и в закрытом режиме, как в СССР во времена сталинских репрессий. Примерно ту же мрачную картину, но в более мягких тонах, несколькими днями ранее мне нарисовал знакомый сирийский студент, учившийся в Красноленинске. Собственно, поэтому никто из его земляков и не торопился возвращаться на родину после окончания института. Некоторые держали в нашем городе ларьки, торговавшие канцтоварами, другие работали на стройках разнорабочими. Но одно дело чей-то рассказ, а другое – увидеть Сирию собственными глазами.

– А вот городская площадь. Сегодня воскресенье – день казни. В центре – виселицы с преступниками. Трупы и висят до самой среды, разлагаются, запах стоит… сами понимаете, – комментировал экскурсовод.

– А за что их? – спросил кто-то из лётчиков.