— Но Билл может… Я не могу беспокоить их во время выступления.
— Пожалуйста. Я знаю, что это не входит в ваши должностные обязанности, что это нарушение всех инструкций… Но у меня реально самолет через полчаса. Вот билет… У меня всего несколько секунд…
— И ради нескольких секунд?.. — Саки не договорил, посмотрел на меня как на сумасшедшую.
— Стоило.
Он уважительно похлопал по плечу.
— Иди рядом и не подходи близко к фанаткам. Мы встанем слева от сцены, недалеко от Георга. А там уж, надеюсь, они не кинутся все вместе тебе на шею и не сорвут концерт. Меня тогда уволят.
— В любом случае, спасибо, Саки. Я поговорю со своим боссом и, если вас таки уволят, можете рассчитывать, что в России для вас найдется теплое хлебное местечко.
Саки засмеялся. Погрозил пальцем.
Крик и громкая музыка вылилась на меня, едва не сбив с ног. Казалось, что прорвало дамбу, и вода хлынула в долину, разрушая все на своем пути. Саки выдал беруши, заявив, что без них я оглохну. Даже спорить не стала.
Он, отделив меня собой от толпы беснующихся девушек, аккуратно обхватив за плечи, провел вперед. По улицам слона водили… — подумала я.
Звучали первые аккорды какой-то песни. Билл стоял, вцепившись в микрофонную стойку, закрыв глаза. Пел очень тепло и проникновенно, махая одной рукой, будто крылом. Зал орал песню вместе с ним, девчонки визжали, истерили, рыдали.
Георг заметил меня первым. Заулыбался. Я довольно кивнула. Он направился в мою сторону. Я знала, что именно в этот момент он играет только для меня. И даже гривой трясет только для меня.
Видимо Георг где-то сфальшивил, потому что Том повернулся в его сторону с гнусной усмешкой, типа: «Ааааа, луууузер!». Заметив меня, парень вздрогнул и тут же едва ли не бегом помчался в наш угол, сверкая, как свежеотчеканенный и тщательно отполированный пенни. Теперь они вдвоем скакали перед нами с Саки. Телохранитель усиленно прятал улыбку, отворачивался, делая вид, что внимательно наблюдает за фанатками.
Билл так и стоял с закрытыми глазами, лишь рука ласкала воздух да песня лилась пронзительно. У меня мурашки поползли по коже…
Я вглядывалась в глубь сцены, пытаясь рассмотреть Густава за барабанной установкой. Мы встретились глазами. Густав задорно подмигнул, расцвел. Я его обожаю!
Билл наконец-то соизволил проснуться. Обвел зал уставшим и поникшим взглядом, словно спрашивая сам себя, что он тут делает и зачем все это. Опустил голову. Том не обманул — его близнецу на самом деле требовалась помощь.
Я уже хотела подойти к нему ближе, но Том сообразил быстрее: подскочил к брату. Легкий кивок в нашу сторону. Билл улыбнулся, чувствуя поддержку родного человека. А потом… потом он вздрогнул, как Том несколькими секундами раньше, и замер с приподнятой рукой, лишь рот открывался, выдавая вдолбленные в память слова.
Глаза в глаза.
Неожиданно мир вокруг начал изменяться. Он закружился, отделяя все ненужное и чужое. Сначала исчезла сцена и яркий свет софитов, от которых слезились глаза. Потом в серебристом тумане исчезли все люди, истерящие фанатки, Саки, стоящий рядом, охрана, мальчишки. Музыка стала чище, легче, воздушнее, никаких посторонних звуков. Билл продолжал петь.
И каждое его слово летело ко мне, обретая видимую и осязаемую форму. Каждое слово, каждая буква такая круглая, такая выпуклая, блестящая. Подлетая ближе, слова постепенно вытягивались, сначала превращаясь в вязь, а потом расплетались в серебристую ленту, струящуюся по воздуху, как по воде. Около меня ленточка слова распадалась на капельки, которые взрывались радостными радужными брызгами.