Босиком по росе. История ведуньи

– Гей, поезд остановить треба, ворона туточки, звери какие подрали, чи орлам дорогу не уступила,– мужчины  загоготали словно мерины. Михась, что ворону растерзанную обнаружил,  поддел её саблей и откинул на обочину. – Лисы да псы бродяжные полакомятся, – показал рукой вперёд свадебной процессии, что путь свободен. Невеста перекрестилась, зашептала подружке, что к смерти то примета, не ехать бы. Та повернулась к повозке, где маменька невесты сидела. Мол, дорогой бы другой ехать. Гришка провел ладонью по пшеничным усами, нахлобучил глубже кубанку, ухмыльнулся, лихо выпрыгнул из повозки на свободного коня, украшенного лентами,  и пришпорил гнедого: – Я отродясь своих  путей не меняю, в бабское крапатанье не верю, –  галопом пустил лошадь в обгон друзей. "Молодая" испуганно смотрела вслед, нервно поправляя на голове венок из ягод красной калины и полевых цветов. Храбрый поезд нерешительно тронулся вслед, поравнявшись с домом ведуньи, кони зафыркали и встали как вкопанные, прядя ушами. Марфа пожелала невестушке, чтоб пила она только с мужем чарку закурганную, а худшей доли не познала. Девушка кивнула. Подружка тут же шепнула что-то на ухо невесте, молодуха побелела и отпрянула. Кони ржали, били копытами, но с места не трогались.

– Тьфу, на тебя, галдовка, характерника  на тебя надоти наслать, шоб какую подлость не удумала, – прокричала издали мать невесты, смачно сплюнув в сторону Марфы.

Ведунья глянула вскользь на дородную краснолицую женщину с широченными бровями и синюшной бородавкой на носу. Та, словно поражённая выстрелом, обмякла и откинулась на подушки, с блаженной улыбкой: « Ой, напьюся я». И заснула. Марфа, не оборачиваясь, пошла к своей хате, прочь от забора. Улюлюкающие, галдящие, кричащие повозки поползли в новую жизнь.

Вечерело. Солнце медленно исчезало  за березовой рощицей возле  речки Безымянки. Только  хутору было не до сна. Свадьба  гужбанила и веселилась.

Марфа отворила дверь в хату,  в милом сердцу доме  нарушало тишину только мерное лузгание семечек и неспешный разговор мужчин за столом с белой расшитой скатертью. Сквозь раскрытые ставни с улицы доносился горький полынный запах, смешиваясь с дурманящим виноградным чихирем и забродившим тестом. Девушка поприветствовала мужа и гостя, достала из печки вареники с квашеной капустой и тихой поступью прошла в свою комнату.

– Сидор, пойду баниться, завтра поутру за багульником надоти. Да зари встать треба, – донесся её звонкий голос из-за двери. Взяла чистых полотенец,  дорогой сердцу подарок мужа заграничный – марсельский лавандовый обмылок  и через подклеток вынырнула к бане. Напарившись, в чистой льняной сорочке она легла на сосновую скамью, благоухающую смолой и устланную шалфеем и мятой.   Ее распущенные черные волосы  при отблеске свечей казались медными. Ведунья прикрыла глаза, прочла молитву и впала в благоговейный транс. В видениях снова перед ней появились две змеи с лицами Дуньки и её сестры. Из хищно оскаленных ртов тянули они ядовитые жала,  клацая острыми зубьями. Налитые кровью глаза извергали алые молнии. Чешуйчатые тела их извивались. Она попыталась защититься руками от неприятных образов, вдруг резко ощутила нехватку воздуха. Голова оказалась, будто зажатой в гигантских тисках. Тело пронзило нестерпимой адской болью, словно его прокрутили в мельничных жерновах. Свет в глазах потух. Теряя сознание, девушке чудилось, что по её телу несётся и топчет табун диких лошадей.

Удары по ее телу разносились на всю округу глухим хрустом, так трещит поваленное дерево. Вдалеке протяжно завывали собаки. С раскатами нежданного грома свора бродячих псов, поскуливая и поджав хвосты, рванули в свое логово.

⠀ Марфа, не раздумывая, отдалась воле судьбины, не сопротивлялась. Даже не вскрикнула. Ее били, терзали, лупили и тянули на части – так в пыточных казематах наказывали преступников. В какой – то момент пронзительная боль сменилась тупой, словно пали небеса на все тело, укрыв прессом. Из несчастной слабым ручейком вытекали жизненные соки. Песни цикад померкли, воздух в лёгких закончился, ад на земле сменился зловещим небытием. Когда мозг решил сопротивляться – было уже поздно. Девушка зарычала, изо всех сил пытаясь вывернуться, но поняла : руки связаны. Сознание сквозь пелену страха выхватило шум воды и отзвуки мужских и женских голосов. Темнота и зловещий холод.

⠀ – Пусть сдохнет гадина, падлючина, оморочила всех мужиков, все беды из-за неё на хуторе нашем, нехай тамочи Архангелам и поясняет ведьмачьи дела свои, – не унималась Дунька. Фекла и Аксинья причитали, что третий отел мрет. А у соседа, молодого паренька, мехирь на жинку не встаёт, как Марфа взглядом того одарила. Вспомнили разгневанные соседушки, что и муж Дунькин пропал без вести. А тот мужик, кто в лесу с ней повстречается – горячкой мается, да снится Марфа каждую ночь, в непристойном виде во сне домогается.

Гришка еле остановил баб не добивать ведьму: