Босиком по заснеженному мху

Накрутил пять тысяч шагов, уже от усталости считаю тротуарную плитку. Мой шаг – полторы плитки, отлично для сорок третьего размера. Еще тридцать шагов, и та свободная скамейка заслуженно моя… Мечтай..

Внезапно, резкая боль в области сердца, где-то слева защемило, затрепетало, поднимаю глаза в небо, вокруг словно мгла, хотя еще утро, и вдруг вспышка, солнце словно ослепляет. Ватные ноги, колени обмякли, подкосились и только тупая боль в затылке от удара о бордюр, но все – ничто, по сравнению со жгучей болью в сердце, во рту пересохло.

– Воздуха, воздуха не… – шепчу, веки тяжелеют..

– Человеку плохо, врача, врач, врааа… – размытыми отрывками вижу лицо, девчушка с ржавой, как крона деревьев головой, истерично кричит на весь парк, наклонившись надо мной и размахивая руками, так, что клин каких-то птиц, тревожно, одним взмахом устремился в плотно-синее небо..

Новый приют

В палате ледяной воздух. Приплюсую ангину, точно.. Младший брат окрыленно шагает из угла в угол. Стуча демонстративно туфлями.

– Прекрати маячить, бесит, – cудорожно прошептал, губы слипшиеся и потресканные.

– Умудрился же ты слечь, – мне показалось, или он делает замечание? – В следующий раз прихватит на трассе, и на этом все. Не видать тебе наследницы модного дома, как ушей своих. Никто не должен знать о твоем заболевании. Никому не нужна дочь вдова. Тем более вторая, – ругался Богдан – мой брат.

Я медленно повернул голову и взглянул на симпатичного стройного парня, он был мне слегка ниже меня. Cмуглый, зеленоглазый шатен. Он был не такой, как я. Он был – яркий, красочный что ли, словно цветная картинка, именно. Я так долго видел в отражении черно-белого себя, словно нарисованного чернилами и водой, что его эмоциональность и безудержная энергия резали глаза. Во мне ни одной яркой краски нет, темно-карие, практически черные глаза, почти такого же цвета тусклые волосы, белая кожа – идеальный контраст. Разве что, когда от сухости мои губы трескаются, покусывая нижнюю, выступает кровь, хоть какой-то акцент на безжизненном лице.

Брат. Какое родное чужое слово, такой подвижный и сияющий, без намека на таблетки в кармане, воодушевленно порхал по палате. А я, авансом глотаю горстями пилюли, чтобы не пожалеть о следующем быстром шаге, глубоком вздохе, громкой эмоции.

– Я вышел подышать, чтобы не показаться бледным.. – наконец ответил я на его замечание.

– Умно, но, если бы ты умер, ты бы оказался мертвым.

– Можешь выйти? Тошно… Мама благополучно обустроилась? – ненавижу слишком «умных», которые осуждают и воспитывают мерзнущих под дождем, лежа в теплой постели, глядя из окна.

– Да, все хорошо. Завтра приедет и вечером тебя заберем. Пусть тебя еще раз обследуют, – сказал он и вышел. Холодно, слишком холодно..

Еще одна целая ночь свободы ждет меня, пока мы не приступили к исполнению плана мамы по завоеванию наследниц покойного миллионера, покинувшего мир три месяца назад. На удивление, уж слишком много кто ушел от нас в последние месяцы.

Наследницы Гольданского

По ступенькам в форме полусферы из черного мрамора в гостиную c шахматной плиткой на полу, из главного входа спускались три шикарно одетые женщины. Одна из них постарше, лет сорока восьми, судя по всему, их мать – Валерия Гольданская, две дочери с рыже-коричневыми волосами – Аврелия и Агния. У матери и дочерей специфически подведены глаза черной подводкой по нижнему и верхнему веку..

Глаза матери: цвета гречишного меда, у старшей, Аврелии: серо-синие миндалевидные. Миловидное светлое лицо, остальные черты меркли перед ее яркими глазами. Ей было тридцать два – она вдова.

Агния ничем не уступала старшей сестре, визитной карточкой сестер и матери, конечно, были невероятной красоты глаза. Ее цвета морской волны, но более раскосой формы, она была немного выше и младше сестры лет на шесть. Они изящно двигались, вели беседу и должно следовали этикету..

Спустившись в просторную гостиную стали отчетливее слышны их голоса и стук чашек, гремевших на подносе, который несла молоденькая кухарка.

– Cлышали? Вдова соседнего поместья вернулась и решила срочно поженить сыновей, – усмехнувшись сказала мама, сложив ногу на ногу, приподняла кисть руки и стала рассматривать кольцо с огромным темно-синим сапфиром.

– У них есть шансы? – уточнила Агния, поправляя cерое шифоновое платье на коленях, удобно усаживаясь в кресло.

– Шансы есть у всех, – комментировала Аврелия, выкладывая красивые чашки с горячим чаем из подноса, который только что, впопыхах поднесла кухарка.

– Все хорошо, Нинель, иди, – успокоила ее Агния, подмигнув, что мама не будет недовольна из-за того, что та не успела заварить чай, ровно к 10:30, как привыкла Валерия Яновна.

– Они же почти разорены, – продолжила Аврелия. – Предупреждаю, даже будучи вдовой, на меня мама, не надейся. Я не стану больше заключать союз ни ради нас, ни ради, кого-либо другого..