Босиком в Рай

Никто не знал, откуда появился Лёшик. Болтали, что его выносила Райка – алкашка, которую все подряд трахали в подвале. Но так как Райка давно уехала, спилась, умерла или просто пропала без вести, то она не могла опровергнуть или подтвердить слухи. Из них же следовало, что Лёшика подобрал другой местный пропойца и бывший зэк по совместительству – Сипатый, которому нужен был мальчик на побегушках. Старожилы района говаривали, что Сипатый принёс Лёшика из какой-то подворотни, где его не то выбросили, не то потеряли. Короче, мутная история. Впрочем, сам Сипатый теорию эту поддерживал.

Лёшик же, как только научился говорить (а научился он рано и нередко нёс, что ни попадя), каждую неделю придумывал себе новую маму и новую историю разлуки с ней. Всех это невероятно веселило, и каждую неделю они обращались к нему за очередной сказкой. Самой распространенной была та, в которой его крадут цыгане и отдают в рабство на каменоломню.

А когда парни поступили в пятый класс и начинали познавать рамсы, Лёшик зацепился за ручку поезда и умчался на Сахалин.

Так говорили. Хотя многое говорили. Были версии, что сгинул Лёшик не пойми, где. И что скололся, и снюхался. Конечно, сочиняли и совсем уж небылицы – Сипатый его якобы расчленил по синьке и скормил собакам в подвале. Ну а когда Сипатый помер, и квартиру его осматривал местный участковый, сердобольные соседки, у которых «вот, знаете, душа не на месте», заламывая руки, причитая да охая, убедили того слазить – посмотреть. Но, кроме испуганной дворняжки с выводком щенков у сиськи, участковый ничего не нашел. В итоге, плюнул, матюгнулся в сердцах, да и забыли вскоре про Лёшика, как и про всех персонажей уличных сказок, о которых лишь изредка вспоминают под пьяную лавочку.

А уехал Лёша правда. Почему-то он называл это на Сахалин. Хотя никакой там был ни Сахалин. Просто загрызло его. Сам посуди, познавший суть взрослых уже с малолетства, думаешь, особо он хотел лезть в их ёбнутый мир? Его не заинтересовала ни система инфантильных навыков, ни лихорадка успеха, равно как и злоба мирового масштаба. Он беззаботно бежал своими босыми пяточками по зелёной травке и от души веселился. Когда веселиться стало уже не прикольно, последовал он зову души.

Вот и соскочил Лёша в свои десять не со ступеньки подъезда в новое плаванье жизни под названием «средняя школа», а со ступеньки поезда в какую-то глухую деревню. Шёл он до неё не то лесами, не то полями и ночевал там же. Подспудно и с краски соскочил. Ну а как вышел, так и почесал затылок, типа «Гдейта я…». Он стоял на горбатой холке у леса, а его с подозрением рассматривали несколько покосившихся домиков угрюмого вида. Все изрешечены утренними лучами, ёжатся да в туман зябко кутаются. Прохладно так было. Неудивительно, деревня-то на берегу озера стояла или болота, кажется. Уже и не вспомнишь.

И кто теперь скажет, что обрёл там Лёша… Дело-то давнее. Ходили слухи про ту местность, мол, шаманы в ней водятся да бабки древние, которые принцип Силы ведают. А поскольку жили они в мире своём обособленном, далёком от клубка города, то и Лёшику вложили понятия иные. Не знаю уж, как приняли его – народ суровый – но, видно, по нраву им пришлось бегство молодого из театра цивилизации, равно как и умение протянуть в лесу. А, может, разглядели в нём дух какой. Кто их, из того мира-то, разберёт.

Как бы там ни было, до шестнадцати растил Лёшу местный дед. Не старый, но дед. Натаскивал по обычаям племени, нутро закалял и не копьё держать учил, а чуять зверя, чуять дух, чуять себя. Как волк волчонка учил. Сопли не утирал, но и в зубы к зверю не пускал. А когда оба поняли, что Лёше пора продолжить странствие, парень покинул деревню. Вышел в конце весны, кажется, да и побрёл по полям своими, как и прежде босыми пяточками по травке мира. Кофту только накинул сверху, серую, всю в катышках и с глубоким горлом. Подарок от наставника, да и просто, чтобы не замёрз первое время. Расстались со смиренным спокойствием. Как и надо так. Племя отпустило Лёшика в большой мир. Закасал он рукава и в путь. Лишь ему ведомый.

Где скитался Лёшик после – одному Богу известно. Что искал – одной душе его. Хаживал звериными тропами. Посещал другие деревни. Жил отшельником. Проникал в пещеры да ущелья неизвестные городам. Словно от какого недуга, дух гнетущего, пытался излечиться он приятной свежестью этого мира. Как мудрый ребёнок, ещё не проштампованный зашоренным Я-восприятием реальности, он ощущал в себе что-то ненужное, что ему требовалось вывести. Вот и мыкался по земле, вот и искал покоя. Лечил себя от грязи прежних воплощений, видать. Беззаботно ему было в прохладной сени нашего мира. Тихо.

Так прошло отрочество Лёшика. А вместе с ним и одиночество. И отшельничество тоже. Почти десятилетие ему понадобилось, чтобы наполнить дух.