Босиком в Рай

Ну, вообще, Артур, конечно, козно смотрелся. Крашенный, на ножках этих птичкиных, сам по себе смуглый, а ещё вдобавок и загорелый. Глядит ясным-ясными наивными голубыми глазками, как скромный агнец, носящий внутри искушающий грех – так и соблазняет, так и манит пригубить чашу запрета, закусив свою пухлую губку, чуть-чуть запачканную белыми капельками протеинового коктейля. Его образ звучит: «Мамочка, научи меня всему…». Такое невинное Божье творение со взглядом, унаследованным, наверное, у самого Мефистофеля – тянет испортить его примесью похоти. На глубине его будто покоится дикая, необузданная стихия, которую неминуемо влечёт выпустить на волю и отдаться её животной силе. Но всё это восхищение ломалось, блядь, о его фигуру-тумбочку. Словно миниатюрную лошадку в проходе поставили. Она и красивая, и ресницы длинные, и чёлка причёсана шелковистая, но комичная до одури! Вот, смотришь ему в глаза, и дала бы, а смотришь на всего персонажа в целом и не можешь к нему всерьёз относиться. И хотя Артур был напичкан полным боекомплектом метросексуала с гомосексуальным нанесением – поджатая лапка, сложенные губки, вся вот эта вот история – он не вызывал отторжения. Видимо, что-то внутри него, и в самом деле, было не так, как казалось.

А потом его внезапно неуместный голосок озадачил всю брутальную вакханалию чревоугодия:

– А, вы кушаете… Доброе утро!

Он проговорил это так женственно, сюсюкающе, так… Так… По-пидорски! Совсем не узнать того уверенного в себе тягача, что тащит семью к достойной жизни. Чуть растягивая слова, он уводил окончания вверх с утрированным «московским» акцентом. Тем не менее, сказал он это совсем по-простому, по-доброму, как к давним друзьям зашла заботливая домохозяйка. Видимо, педиком он был только по необходимости, а не по природе. Но в глазках его, широко распахнутых миру, читалась деланная наивность, словно он был взрослый открытый мальчик. Каждый жест, каждое движение, каждый отдельный шаг и вся походка передавали его розовую ватность. В его мире всё было милым, красивым, а феечки кушали радугу и какали бабочками.

Вспомнив «ночного» Артура с тембром местного Челентано, Лёха так и замер, и листок салатика повис у него во рту. Перед ним совсем сейчас не тот парень, который кормил семью и знал, как сделать из мальчика мужчину, чей голос внушал спокойствие и уверенность. Перед ним стояло нечто испорченное, вылизанное, вылощенное, выбритое во всех местах, проштудированное зондом Системы существо, согласившееся презирать себя. И два этих разнополярных образа никак не стыковывались у него.

От высокого и резкого звучания Артура Саня аж вздрогнул и подскочил на стуле. Нервно обернулся и тут же успокоился. Проворчал:

– Артур! Чтоб тебя черти драли! Ты меня когда-нибудь в могилу сведёшь голоском этим своим! Фанат ты что ли непризнанного таланта «Спокойной ночи, малыши»?! Звучишь, как грёбаный Степашка в необработанной версии!

Парень проигнорировал его язву.

– Мой хороший, не обращай внимания, Александер – дикарь. – обратился он к Лёше.

Потом словно курёнок согнул лапку, то есть руку, протянул её Лёшику и сел за стол. Как следует встряхнул шейкер, перемешивая свой протеиновый коктейль и принялся глотать. Лёша ответил на рукопожатие нехотя, даже почти не сжимал руку, просто на автомате. Саня задорно, со взглядом полным иронии и сострадания снисходительно посмотрел на эту пародию в форме Артура. Словно псу, небрежно придвинул ему банку икры и хамовато проговорил:

– На, пожри нахер.

Артист привередливо фыркнул. Лёшик оторопело оглядывал всю сцену и недоумевал. Это же тот же Артур? Точно? Тот же торс. То же лицо. Но человек-то другой. На миг отвлёк его Саня:

– Лёха, так вот, она сегодня будет. Хотели же, помнишь, во вторник, а она такая раз и согласилась на моё внезапное ночное предложение – типа, давай я сегодня приеду. Это после нашего с тобой тет-а-тета. Я-то просто написал, по наитию, потому что порыв какой-то словил, без всякой коварности за умом. И вот что! Ну Фиска в своём, конечно, стиле: сидим на расстоянии не меньше, чем в четыре метра, личный контакт только глазами, разговор на темы не иные, как о бизнесе, дресс-код не дешевле, чем Версачи, брелоки дороже хаты и все такие условности, – Саша говорил спокойным обыденным тоном, описывая типичную Анфису с перечислением всех её требований, что было для неё в порядке вещей, потом махнул рукой – Так это она, хвост пушит – хочет мосты навести. Артик, в чудеса веришь? – переключился он.

– Мэ? – тот скептически поднял бровь, потягивая свой коктейль и не успевая за изменчивым ходом мысли продюсера – У вас с Анфи наклёвывается перемирие? Как славно, какая прелесть!

Артур мило зажмурился, словно котик, которого почесали за ушком, и сжал кулачки за молодых. Лёшу так и передёрнуло от нового актёра, только помоложе.