Босой

Но по-прежнему спокойно скользит лодка. Дунай спешит вперед, устремляясь к огромному морю. Так и время рвется вперед, к берегам, до тех пор недоступным ни взгляду, ни мысли.

Я закрыл глаза, и на считанные мгновения перед взором моим возникли забытые миры, давно унесенные к иным берегам. Вот он, Дунай. Такой же, как и прежде, – ведь только живые творения проходят и растворяются в земле, а воды вечно одни и те же. Река тонет в синих сумерках. В засаде, среди камышей, прячутся мускулистые существа, одетые в бараньи шкуры, одни держат в руках длинные остроконечные копья, другие – просто заостренные колья, третьи – луки со стрелами; они глядят на противоположный берег, где чужеземные солдаты разжигают большие бивачные костры. Чужеземцы носят бороды и до самых пят укутаны в расшитые узорами одежды. Они явились издалека, из-за Геллеспонта. За камышом, где укрылись в засаде испуганные туземцы, простираются равнины, покрытые тысячелетними лесами, а на опушках, вспаханных с помощью вола и сохи, колосится пшеница, такая высокая, что за колосьями не видать ни приплюснутой кэчулы всадника, ни даже блестящей насадки его копья. А пасек так много и они такие огромные, что примешься вскрывать ульи – получится целая гора сот; стоит их отжать – и сладкий желтый мед потечет рекой. Да и дупла тоже гудят от роящихся пчел. В устьях рек укрылись челны, выдолбленные из толстых ивовых стволов, по берегам разбросаны хижины рыбаков и на шестах растянуты сушиться сети, сплетенные из крепкого конопляного волокна. У мужчин, одетых в бараньи шкуры, зоркий, как у ястреба, взгляд. В закатных лучах солнца они различают, как блестят на противоположном берегу странные одежды чужеземцев, их шлемы, копья, щиты, широкие мечи. Туземцы собираются на совет, решают, как быть. Чужеземцев невозможно одолеть на берегу, в открытом бою. Их много, как листьев в лесу или трав в полях, при их оружии в чистом поле они тоже непобедимы. Надо дать им переправиться, а там уж завлечь в чащу леса, напасть внезапно и перебить всех до одного.

Пропали бараньи зипуны и кэчулы. Забросаны илом долбленые лодки, спрятаны верши и сети. На другой день солдаты персидского царя Дария Гистаспа, переправившись на плотах через Дунай и высадившись на берег, не обнаружили никаких признаков человека. Сколько из них после многих месяцев скитания по лесам, где за каждым деревом их подстерегала смерть, смогло увидеть этот берег на обратном пути?

И снова появились на дунайском берегу люди в бараньих шкурах. Выстроили из камыша и веток новые лачуги. Вытащили из типы лодки-долбленки, поставили в кустарнике сети и верши, пригнали из лесных чащ черных как смоль волов. И вновь с наступлением темноты потянулись к небу прямые струйки дымков и замерцали в ночи огоньки костров. Вновь огласились победными криками и радостными песнями окрестные просторы.

И земля, удобренная трупами захватчиков, словно бы набралась новых жизненных сил, еще выше поднялись на ней стебли пшеницы…

Словно не заметив нас, неслышно пронеслась над лодкой пара золотисто-белых колпиц. Проскользнула рядом длинная серая водяная змея. Три синие стрекозы заплясали над зеркальной гладью реки.

Из каких они времен? Из величественных видений далекого и все же такого близкого прошлого? Или это частица сегодняшнего дня? Я не мог понять этого никогда и тем более не знаю сегодня…

Золотистая парча заката уже тонула в прозрачной синей мгле…

И на противоположном берегу, обрывистом и каменистом, покрытом колючей травой, показалось другое войско. У людей бритые лица и стриженные на затылке волосы, защищенная кольчугой грудь, короткие, не доходящие до колен одежды вроде фустанелы[17], обувь с загнутыми кверху носками, а копья необыкновенной длины. У коней седла и уздечки отделаны серебром, и в серой дымке сумерек из ноздрей их словно пышет пламя. На берегу, вблизи которого мы плыли, среди вечернего оцепенения, вдруг, будто из-под земли, вырос город с узкими кривыми улочками, белыми домами, маленькими оконцами и тростниковыми крышами. Мужчины, собравшиеся на главной площади по сигналу рожка, сделанного из воловьего рога, ходили уже не в бараньих шкурах, а в сермягах из серой шерсти. Их оружием были железные копья и короткие тяжелые тесаки. Концы пышных усов свисали вниз, длинные волосы рассыпались по плечам. И у всех, казалось, были голубые глаза. На женщинах – длинные юбки, рубахи с расшитыми широкими рукавами, головы покрывает платок из муслина, к ним жмутся дети, как цыплята жмутся под крылья к наседке при виде кружащегося коршуна.

Пока мужчины, женщины и дети большой процессией торжественно направляются под сень ближайшего леса, на другом берегу совершаются приготовления к переправе через реку на связанных попарно лодках.