– Пусть их, – говорит Тицэ Уйе, – теперь не время сводить счеты с корчмарями. Придет и их черед. А сейчас пора рассчитаться с барами. В нашем селе их нет. Но нам приходится на них работать в трех или четырех поместьях. В Бэнясе у Герасие колченогого, что велел нацепить на нас намордники, когда мы его виноград на холме собирали, в Белитори у Гогу Кристофора, в Кырлигаце, у Стате, у полковника Пьенару в Секаре, где приказчик Филип Писику рубахи нам кнутом полосует. А некоторые ходят даже к Олту, в Сайеле, спину гнуть. Вот пять помещиков, с которыми надо расплатиться. Так пойдем и расплатимся дрекольем, огнем да дымом-пламенем…
– Верно, правильно! – в один голос кричат, озлобившись, мужики, сжимая в руках суковатые палки.
– Помещики-то нас с жандармами на работу гоняют…
– Сперва, дескать, барскую землю обиходь!..
– Приказчики за пустяк ровно конокрадов бьют, люди от этого ума лишаются…
– Гогу Кристофор мою дочь к себе в имение вызвал да снасильничал!..
– Полковник Пьенару кукурузу в долг мартовскую дает, снегом да дождем порченную…
– Барщиной извел!..
– Колченогий намордники надевал…
– При расчете обвешивает…
– За долги впятеро дерет!..
– На рождество свиные окорока за нас лопают…
– От нас яиц требуют, да еще кольцом измеряют…
– Помещики – нелюди!..
– Собаки…
– Бешеные собаки…
– Смерть им!..
– Спалить всех!..
– Под корень…
– Будь что будет…
– Если все разом подымемся, одолеем…
– Властям нас не перебить. Всю страну перебить придется…
– Не так их много, мироедов…
– Их-то немного, а жиру на них хоть отбавляй…
– Еще бы – крови нашей насосались…
Толпа волнуется, люди подталкивают друг друга.
– Идем! Теперь уж пойдем!
В воздухе пахнет прокисшим вином, пеплом и дымом… В примарии ни души. Писарь скрылся. Скрылся и примар Бубулете. Иоргу Гыдя, сборщик податей, обходивший дома под бой барабана, вскочил на коня и умчался полями в Турну, сторонясь дорог.
Страх напал на господ! Никулае Димозел, мой двоюродный брат, оставил дома свой котелок; я впервые вижу, как он шагает на почту, нахлобучив на голову кэчулу. Одолжил у брата своего Янку, которого в селе прозвали Ухом… Полина задернула на окнах занавески, боится на порог ступить, не то что во двор выйти.
– Бунтуют крестьяне, Никулае. Убить могут!..
– За что нас убивать-то?
– За что, не знаю. Убьют – и все!..
Прикинулась больной, повязала голову мокрой салфеткой.
Рассказывает нам об этом моя тетушка Дина, мать Никулае Димозела; она у нас с самого утра.
Крестьяне толпятся вокруг Тицэ Уйе, Лишку Стынгачу и Думитру Пэликэ.
– Идем!.. Только куда сперва?
– По-моему, начать надо с Кырлигаца, это дальше всего. Потом уже завернем в Бэнясу, к Герасие…
– В Кырлигац!..
Чтобы добраться до Кырлигаца, надо пройти через два села. От села до села напрямик – почти полчаса ходьбы. Но дорога, связывающая их, петляет. И когда надо побыстрее, люди ходят прямиком через гору мимо Горгана, спускаются в долину, потом снова в гору. Вот и Кырлигац…
Тицэ Уйе шагает впереди, за ним Пэликэ, Цынцу, Шонтрокан, Згэмыйе, Удудуй и другие. А за ними все мужики с чадами и домочадцами. Бабы не отстают от мужиков.
– Ты-то чего за мной увязалась? – оборачивается Тицэ Уйе к своей женушке Флоаре.
– Это я-то за тобой увязалась? Как бы не так – я сама по себе. Чем я не человек? На поле вместе работаем… Вот и на бунт вместе идем.
– Верно, правильно! – раздаются голоса женщин.
– Пойдем позади, но от вас не отстанем. На помещичьем дворе дела много. Пригодимся…
В толпе мужчин и женщин шагаем и мы, ребятишки.
Мой брат Ион со своими приятелями – Авендрей, Диникой, Испасом – пошли через бугор и обскакали всех. Не отстаю и я со своей ватагой. Бежим бегом, догоняем их, и вот мы уже на бугре. Кырлигац отсюда – как на ладони. С этой вершины вчера было видно огромное зарево. Оказывается, горела всего-навсего солома… Мы прибавляем шагу, и вот мы уже у околицы. Подходят мужчины, за ними женщины. Большой гурьбой.
Весь Кырлигац собрался перед барской усадьбой.
Двор обнесен высокой кирпичной стеной. Огромные железные ворота заперты изнутри на засов. За воротами приказчики с ружьями наизготовку. Кырлигацкие мужики поносят их на чем свет стоит.
Мы, омидцы, присоединяемся к ним.
– Эй, отворяйте ворота, нам к помещику надо!
– Барина нет дома!
– А ну, отворяйте! Открывай ворота!
– Не откроем!
– Тараном разнесем!
– Попробуйте только подойти к воротам, – слышится изнутри рыкающий голос, – будем стрелять…
– А ты попробуй выстрели, только задень кого – всех переколотим!..
Со двора примарии мужики волокут длинное бревно. Подтащили к воротам. Десять человек ухватились с обеих сторон и, отступив на несколько шагов, изо всех сил бьют бревном в ворота. Скрипят ворота, но не поддаются.
– Е-ще раз! Е-ще р-раз! Е-ще р-раз!
Ворота содрогаются. Еще несколько человек бегут на подмогу. Среди них и женщины. Тут как тут и щупленькая тетка Егоза. Не отстает от нее и тетушка Марина, жена Думитру Пэликэ.
– Еще взяли!