Босс. Абсолютная власть

— Я не могу подставить этого милого человека, — прошипела белобрысая шалава. — У тебя нет вкуса. Трахаешь все, что движется. Можешь воспользоваться им, дорогая. У Сатира игривое настроение, и ему жизненно необходима нимфа. Любая нимфа, судя по всему. Девочки так и сказали, что у тебя новая дырка, — усмехнулась она. — Сегодня она будет стонать под тобой, верно, Славик? Потому что ты богатое козлище, Славик. Теперь под тобой будет стонать любая, вне зависимости от твоего поведения.

— Пошла вон! — зарычал разъяренно он.

— Ты еще приползешь на коленях и будешь умолять, чтобы я приняла твое колечко. Потому что только я знаю тебя настоящего.

— Пошла вон! А будешь мешаться под ногами — исчезнешь из Москвы и проснешься где-нибудь в Задрижопинске, в коровнике засраном.

— Козел!

Она попыталась еще влепить ему пощечину, но не вышло.

— Лупить будешь своего нового трахаля. Сдрисни, — Слава с силой вытолкнул ее и, гаркнув: — Уведите! — захлопнул стеклянную дверь.

Мы снова остались с ним одни, однако теперь, всего за пару минут, мой мир перевернулся и рухнул. Все таки какая же я наивная дура!

Он и в самом деле козел — избалованный козел!

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Вячеслав

Да как Карина попала сюда?! Кто пропустил эту дрянь!? Узнаю — вышвырну с худшими антирекомендациями! Чтоб неповадно было на работе хернеймаяться! Не потерплю предательства, а значит, вся смена уволена. Мой дом — моя крепость.

Понимая, что сейчас произошло, глядя на Вику, смотревшую на меня опять с ненавистью и презрением, я готов был выть от бессилия.

Она сидела передо мной, такая знакомая, желанная и… Да что уж там себе-то глупо врать — любимая. Сначала рабыня для "постельных упражнении", а потом, неожиданно для самого меня, ставшая той особенной, ради которой во мне проснулся гребанный романтизм, как у юнца!

«Вот тебе и романтика, блять!» — от ярости я саданул по стеклу. Но оно крепчайшее, поэтому если и будет трещина, то только в моей кости.

— Сука! — выплюнул я зло. — Извини! — Уже обратился к Вике.

— За что?! — ледяным голосом отозвалась она, почти не своим, таким растерянным. — Ты честно назвал себя Сатиром, подразумевая, что ты козел. А я, идиотка, не верила, — она растянула губы в улыбке, но я видел, что она едва сдерживается, чтобы не расплакаться.

— Вика!

— Барбарис! Целый барбарисовый веник! — произнесла она, и слезы стекли по ее щекам.

— Вика! Это бывшая! Одна из…

— А сколько их у тебя? И сколько из них узнает, что стали бывшими, когда явятся без предупреждения?

— Вика! Мы с ней давно расстались!

В ответ она горько рассмеялась.

— Развяжи!

— Нет! Не развяжу, пока не выслушаешь!

— Что, стоп слово уже не действует?

— Тебе так больно?

— Знаешь, да! Очень. И вправду, такой пикантной боли я еще никогда не испытывала, — слезы уже текли по ее щекам градом.

Когда развязал ленты, она обняла себя руками, прикрывая обнаженную грудь.

Я сел рядом и попытался нежно коснуться, обнять ее, однако она начала вырываться.

— Вик! Викусь! — прижал ее к груди, как можно сильнее. А она разрыдалась так отчаянно, что я почувствовал себя редкостным гондоном и неудачником. Надо же — супер управленец, руководитель, надежда отца… Да я в своем домеоблажался!

Не думал, что все так выйдет. Что Вика окажется такой ранимой и искренней. Другие на ее месте поистерили бы да заткнулись, услышав об отступном подарке. Только с ней такое не пройдет. Вика пожелает презент мне же в задницу затолкать. И что делать? Думай, Слава, думай!

Извиняться сейчас бестолку. Тогда что?

— Как быстро ты забыла историю нашего тесного знакомства, — хмыкнул я, решив, что лучшая защита, это нападение.

Она кивнула.

— Забыла, — и так согнулась, что все позвонки проступили через кожу. Сердце сжалось от жалости. Никогда не думал, что любовь — это огромная жалость, когда готов сделать себе больно, лишь бы любимому человеку не было так тяжело. Я в принципе ни в чем не виноват. Карина-сука сама явилась, увидев, что в доме горит свет, но охрана и прислуга куда смотрели?!

Вика икнула, набрала в грудь воздуха и, всхлипывая, произнесла:

— А… а с чего… ты взял, что я… я что-то… забыла? Ты правда думаешь, что… это… можно забыть? Ты можешь… читать мысли?

— Раньше думал, что да, — кивнул я. — Давай выпьем и поговорим?

— Я бы предпочла перейти к постельным упражнениям и разойтись спать по разным комнатам, — едко выплюнула она.

Я вскинулся, сжал свой кулак так, что побелели пальцы. Вика даже на секунду испугалась, что я ударю ее за дерзость. И от этого его испуганного, как у затравленного зверька взгляда, мне стало гадко. Настолько, как еще никогда прежде.

Пришлось думать очень быстро, куда быстрее, чем на самых сложных переговорах. Я мог бы довести ее до оргазма, запросто. Остатки возбуждения еще блуждают по ее телу, истерика, нестабильное состояние — все это может сработать. Но что дальше? Вика — упрямая девочка и, если она решит закрыться от меня, закрыться от чего-то прекрасного, чего-то замечательного, что зарождается между нами… Никто и ничто не выцарапает ее из панциря.