— У-у, — опустились уголки губ Олега. — Еще любишь его?
Простой вопрос. Я уже готова была ответить, что: «Конечно, нет!» — однако…
— Почти нет, — ответила тихо.
— Я подожду.
— Это может занять время.
— Знаю. У меня у самого недавно закончились отношения. Все некрасиво вышло. Но… пожалуй, нам и вправду не стоит спешить. Если только совсем чуть-чуть…
Наш вечер затянулся, только прошел не как свидание, а как встреча двух друзей, которые изливали друг другу души. Точнее, изливался Олег, а я отмалчивалась и, слушая его, невольно вспоминала о наших встречах со Славой.
Сразу накатила грусть, тоска, желание поплакать. Но это я могу сделать дома, а пока… пока буду просто наслаждаться вечером и философски рассуждать, что у каждого их нас есть сердечные драмы. Мы их переживаем, выздоравливаем. И я тоже справлюсь.
Это чем-то напоминало нуарный фильм, из тех, по которым тащатся «истинные ценители» — дождь, полумрак, верхний этаж пафосного небоскреба, и я, мрачный персонаж с бокалом виски в руках, стою у панорамного окна и глубокомысленно разглядываю ночную Москву.
Сейчас модно писать книги. Кто бы ни высунул ноздри из дерьма, он сразу спешит накатать что-то вроде «История моего успеха».
— Я мог бы написать книгу, как прое@ть
любимую женщину, — задумчиво произнес я.— Не льсти себе, эту книгу может написать каждый мужик, в чьей жизни было больше двух женщин, — усмехнулся Рустик, мой старый друг. — И потом, неизменна лишь смерть.
Я обернулся и удивленно посмотрел на него.
— Что ты так на меня смотришь? — хмыкнул он. — Я женат на кандидатке филологических наук, а это, знаешь ли, обязывает.
— Странно, что ты еще не сменил работу, — усмехнулся я.
— Мне нравится решать чужие проблемы, — отзеркалил мою усмешку Рустам. — Почему ты не хочешь съездить и посмотреть на нее? Может, тебе станет легче. Увидишь и подумаешь: и чего в ней нашел? Или поймешь, что ради нее готов перевернуть весь мир.
Я тоже об этом думал. Но боялся. Трусил как зеленый юнец. Дожил.
— Пока сомневаешься, тот сопляк возит твою женщину до дома. Дожди будут всю неделю, так что… — он замолчал, оценив зверское выражение моей небритой морды.
— Она не моя.
— Твоя, Слава, твоя! Не обманывай себя. Ты еще не отпустил ее. Ты оставил людей в Мухосранске, чтобы они присматривали за ней. Ты напряг меня, чтобы я присматривал за ней в Москве. Она твоя, и ты сам знаешь это. И перестанет быть твоей, лишь когда ты перестанешь за ней следить. Когда тебе станет все равно, что она делает, с кем трахается. Или думаешь, я не в курсе, как кое-кто подшаманил, чтобы она за бесценок смогла снять двухкомнатную квартиру со свежим ремонтом?
Я отвернулся к окну и глотнул виски.
Вика пострадала по моей вине, и хорошая квартира за смешную для Москвы сумму сущая мелочь… Я бы подарил ей квартиру с отличным видом, но ведь она не примет — кинет мне бумаги в морду. Или ключ в глаз воткнет… Моя яростная и честная девочка…
В груди сдавило, и я принял решение.
— Завтра, — решительно произнес. — Ты сопляка пробил?
— А то ж! — довольно отозвался Рустик. — Обычный пацан. Один кредит, закроет в следующем месяце — купил новый ноут и кофемашину. Машина своя, куплена не в кредит. Есть квартира, из родственников только отец, который живет в Сибири. Не был, не привлекался, не замечен — обычный среднестатистический парень, который сделает счастливой любую среднестатистическую девку. На два года младше твоей Вики. Будет вывозить ее в Турцию два раза в год, где и сделает ей первенца. Думаю, на одном не остановятся.
Говоря все это, Рустам неотрывно следил за моей реакцией. Чувствовал, поганец, что я закипаю, и продолжал подстегивать.
«У Вики могут быть дети только от меня! Только от меня, мать твою!» — стакан хрупнул, руку обожгло отрезвляющей болью.
— Иди и забери свою женщину, — серьезно посоветовал Рустам. — Ты попал. Я знаю каково это. Но я смог!
Вспомнив, как тогда еще вихрастый тощий Рустик обхаживал степенную Людмилу, я улыбнулся и одновременно почувствовал к другу белую зависть. Друг подумал, что это хороший знак, и продолжил:
— Моя Милуня никогда не знала бедности. Потом стала сама хорошо зарабатывать сложными историческими переводами для зарубежных музеев и институтов. И тут в нее влюбился я, косноязычный приезжий, нищий без своего угла… Но я знал, что она моя, что я никому ее не отдам. Гранит сгрызу, зубы сломаю, лишь бы она выбрала меня.
— Да, гранит тебе пришлось погрызть, — поддел его я, вспомнив, как друг, матерясь через слово, пытался читать английскую классику. Как пригласил ее в хороший ресторан, приготовил дорогой подарок, а Мила, позабыв про все, помчалась на книжную ярмарку.
— Славик, ты можешь купить себе сучку и даже выбрать по типажу такую же, — Рустик стал серьезным. — Только с говорящей резиновой куклой никакого удовольствия и одна головная боль. Так что бери себя в руки, зови своего домашнего эскулапа, пусть руку тебе перевяжет, и действуй.
Я перевел взгляд на ладонь и пожал плечами — осколки вошли не глубоко, можно и пластырем обойтись.