Миронова порывалась что-то готовить и печь и угомонилась только после того, как он показал ей стеллаж с готовым ужином — охлаждёнными закусками, шампанским, фруктами, десертами. Всё это доставили сюда буквально за несколько часов до его приезда.
Она только проворчала, что у богачей свои причуды, и потопала из хранилища, будто её обидели в лучших чувствах. Андрей окинул взглядом ожидавшие своего часа деликатесы, вздохнул и вышел следом.
Очевидно, подобными вещами удивить или поразить Миронову было невозможно — даже если бы вместо всего этого ей на тарелку постружили свежих стодолларовых купюр.
А потом он понял, насколько всё это на самом деле неважно… И не просто понял, а ощутил, прочувствовал.
К полуночи они успели отзвониться родне и друзьям, поздравить всех с Наступающим. Миронова, надев его бордовую футболку и в цвет ей спортивные шорты, уселась на мягкую шкуру прямо под ёлкой, расставив на журнальном столике праздничный ужин. Гирлянда сияла, за окнами снова повалил снег, на который они оба давным-давно наплевали.
И Андрея с головой окунуло в состояние, близкое к дежавю, к странной, определённо ложной ностальгии. Будто он каким-то образом оказался в уютном и знакомом где-то, где прежде бывал, но ничего оттуда не запомнил, кроме ощущений. Будто настоящим и реальным было только вот это здесь и сейчас, а всё остальное — тот большой мир где-то далеко за окном, внизу и на тысячи километров вокруг — и не существовал вовсе, растворился, растаял.
Андрей смотрел, как она расставляет бокалы, двигает туда-сюда блюда с закуской, морщит нос и снова что-то меняет в сервировке, и представлял, как бы он провёл эту ночь с Катериной.
Поели бы, выпили, он подарил бы ей бриллиантовые серьги в комплект к её любимой цепочке, и они занялись бы любовью. Вернее, сексом. Не было между ними никакой любви. Всё начиналось как удобный ход и продолжалось просто по привычке.
Как скучно, пресно и неизобретательно он собирался провести свой Новый год…
***
— А это зачем? — он ткнул пальцем в блестящую конфетную обёртку, которую Миронова умудрилась скрутить в замысловатый бантик и прилепить на еловую ветку.
Новогодняя полночь отгремела. Они потягивали шампанское, совсем по-домашнему развалившись на просторной шкуре у мигавшей огоньками гирлянд ёлки.
— Не зачем, — пожала плечами она, взгляд серых глаз затуманился. — У нас так мама с папой делали, когда он был жив.
Твою-то мать… Андрей даже выпрямился, прошёлся рукой по волосам. Его уважение к её личной жизни, кажется, переставало себя оправдывать. Пока он держался в стороне, всё шло нормально, но сейчас… Однако начни он её изучать, велика опасность, что остановиться у него уже не получится.
— Извините… ч-чёрт… Я не знал.
Женя качнула головой:
— Ничего страшного. Вы и не обязаны. Я уже… мы как-то примирились. Ну, насколько это возможно.
— Давно?
— По времени — шесть лет. По ощущениям — будто вчера.
При виде её печального, как-то разом осунувшегося лица что-то внутри Андрея с треском ломалось, будто от громадного айсберга отваливались и рушились в воду ледяные глыбы.
— Да, думаю, от такого никогда по-настоящему и не отходишь, — пробормотал он, просто чтобы не молчать.
— Кажется, это как раз мой случай, — она улыбнулась одними губами и отпила из своего бокала. — А у вас никаких новогодних семейных обычаев не было?
— Ага, были, — Андрей прочистил горло. — К двадцатым числам января мать начинала гонять меня тряпкой по квартире с криками «Ты собираешься помогать нам её разбирать?»
Миронова прыснула, не глядя отставила бокал под столик и тогда уж вовсю расхохоталась — искренне и по-девчоночьи звонко.
Кажется, шампанское, которое ей явно понравилось, делало своё дело. Он пытался не тешить себя мыслью, что редкость услышать её настоящий смех — это целиком и полностью его заслуга.
Она отёрла выступившие на глаза слёзы и тут вдруг спохватилась:
— Вот же голова дырявая!
Андрей приподнял брови в немом вопросе, и она в ответ оттопырила надетую на ней футболку:
— Я же совсем забыла поблагодарить вас за футболки! Вы очень-очень меня выручили.
Он погладил взглядом её порозовевшее от шампанского лицо и очень постарался, чтобы голос звучал безразлично:
— Ерунда. Не за что.
— И ничего не ерунда, — она посерьёзнела. — Я их вам верну в целости и сохранности.
— Не сомневаюсь, — он успел придушить дикую фантазию, заставлявшую воображать, что она нарушит обещание и стащит одну из его футболок себе. Зачем-то. Просто так. На память.
Может, пора завязывать с шампанским?..
Может, и пора. Только сначала и он вернёт ей то, что задолжал.
— Я вообще-то тоже кое о чём забыл. О чём точно забывать не следовало.
Она выхватила из чаши увесистый мандарин и принялась его чистить — по гостиной поплыл свежий, ни с чем не сравнимый запах новогоднего цитруса:
— И что же это?
— Я должен извиниться.
— За что? — она разломила мандарин и половину протянула ему. — Просто у вас так много поводов для извинений, что тут требуется уточнение.
Андрей всё же позволил себе рассмеяться. Уму непостижимо. Эта женщина поселилась в его мыслях, как у себя дома. Ещё и вредничает.